Стюардесса
Шрифт:
— Хорошо, и раздевать не надо…
— Подождите! — с ужасом закричала Наташка. — Не надо! Я жду ребенка!
— Не дождешься, — загоготали верзилы.
— Гады! Прекратите! — Антон вскочил, но тут же отлетел, получив хороший удар в челюсть.
— Где Мама, сволочь?! Говори, если хочешь, чтоб твоя шлюшка жива осталась.
— Я не знаю…
Он согнулся от удара под дых, в глазах потемнело.
— Слышь, пошарь утюг! — донеслось до него словно издали, сквозь отчаянные Наташкины вопли.
А потом вдруг послышался звон разбитого стекла, и в комнату ворвался резкий порыв холодного
— Вот дура, блин!
— Черт! Уходим! — крикнул кто-то прямо над ухом. — Сейчас менты прикатят!
Глава 18
Адлерский аэропорт был переполнен. Желающие улететь штурмовали окошко справочной, на табло напротив номеров рейсов мигали зеленые буквы: «Вылет задерживается». В зале ожидания были заняты все кресла, проходы заставлены сумками и баулами, измученные пассажиры сидели даже на ступеньках ведущей на второй этаж лестницы.
Динка с трудом прорвалась к дежурному.
— Нет-нет, даже не просите! — не успев выслушать, сразу отказал он. — У меня тут люди с грудными детьми, с телеграммами на похороны…
— Но мне ведь на работу, — жалобно сказала Динка. — У меня вечером рейс. Мне позарез надо в Москву.
Только из корпоративной солидарности он выдал ей посадочный талон, но гарантировать, что самолет взлетит в ближайшие несколько часов или даже дней, не мог.
В Сочи было объявлено штормовое предупреждение, но и без предупреждения было ясно, что непогода разгулялась вовсю. С моря дул порывистый шквальный ветер, волны вздымались на высоту двухэтажного дома и перехлестывали через парапет, заливая набережную. Но не ветер был всему виной. Просто в Сочи в начале зимы случилось непредвиденное — выпал снег.
Для южного курорта это оказалось стихийным бедствием. Обильный снегопад за несколько часов покрыл город десятисантиметровым слоем тяжелого, мокрого снега. Его тяжесть не выдерживали тонкие ветки нежных магнолий и южных акаций.
Рейс, которым с утра прилетела Динка, оказался последним, который смог принять аэропорт. Снегоуборочная техника не справлялась, и вскоре все взлетно-посадочные полосы оказались под снегом. К тому же взлет затруднял сильный боковой ветер.
Динка с трудом нашла таксиста, который согласился не только отвезти ее в город, но и вернуться обратно в аэропорт. Его можно было понять: дороги превратились в труднопроходимую кашу, а в центре пришлось пробираться чуть ли не вплавь. Чтобы снег быстрее таял, городские власти поливали улицы морской водой, поэтому вдоль обочин дорог неслись бурные мутные потоки, а жители, рискнувшие выбраться из дома, укутывали ноги до колен в самодельные бахилы из полиэтиленовых пакетов.
Город представлял собой жалкое зрелище. Упругие зеленые пальмы сгибались под тяжестью снежных шапок, как старушки, стройные красавцы кипарисы ломались, распластывая по дороге ажурные голубоватые ветви.
Особенно поразила Динку огромная очередь за хлебом. Как в блокадном Ленинграде.
— А что вы думаете? — поймал ее удивленный взгляд водитель. — В горах на ЛЭП провода оборвались, так что теперь недели две город без света будет. А в пекарнях у нас в основном электропечи.
Динка вспомнила о мигающем табло в аэропорту.
—
К дому Вадика дорога поднималась в гору. У начала подъема таксист остановился и решительно объявил:
— Дальше не поеду. Там каток сплошной. Могу здесь подождать, если хочешь. Но не больше получаса.
— Да здесь всего два квартала, — заверила Динка.
Он скептически усмехнулся:
— Ну-ну, счастливо.
…К вечеру ветер утих, снегопад прекратился.
Стоя у окна аэровокзала, Динка смотрела, как по полю медленно ползут красивые импортные снегоочистители. Впереди них натужно рычал родной, обшарпанный бульдозер. Он вгрызался железным носом в снег и с усилием сдвигал его в сторону огромными пластами. А импортные красавцы уже просто подбирали эти отвалы и эффектной струйкой пересыпали в кузова двух самосвалов.
Освещение в аэропорту работало вполнакала, табло отключили, оставались только объявления по громкой связи. Кафе и буфеты продавали только бутерброды и ледяной сок. А в такую погоду ужасно хотелось чего-нибудь горячего.
Динка посмотрела на часы. Полный пролет. До отправки ее рейса из Шереметьева оставалось два часа. Сейчас уже вовсю идет предполетная суета. Вот уж девочки ее костерят! А Антон… Что он думает?
Интересно, он хоть искал ее? Или спокойно сел в машину и уехал, даже и не вспомнив о ней?
И вообще, ведь ее могли убить там, в лесу. Мама начала бы волноваться не раньше чем через недельку. Динка сама ее приучила к своим длительным отлучкам.
Динка с грустью подумала, что Антон ее даже не пытался разыскать. Иначе на автоответчике был бы записан его звонок. Это что же, с глаз долой — из сердца вон?
От этой мысли почему-то не было больно. Динка восприняла ее спокойно, как данность, словно заранее чувствовала, чем все может кончиться. Наверное, просто сработала потаенная женская интуиция. Ведь Антон прожил семь лет с Наташкой, а потом с легкостью, без объяснений, сменил ее на Дину. Так с какой же стати ей ждать, что с ней он поступит иначе?
Интересно, что он делал, когда ее чуть не убили в лесу? Принимал ванну с ароматной пеной? Пил янтарный коньяк, согревая его в ладонях? Лежал на мягком кожаном диване, лениво щелкая пультом телевизора?
От усталости Динка едва держалась на ногах. В толчее и суете аэровокзала она больше всего беспокоилась о сохранности своей сумочки, крепко прижимала ее к боку, намотав ремешок на руку. Она боялась, что отключится и выронит ее или сумку просто вытянут: такое скопление нервничающего народа — раздолье для карманников.
Хотя вряд ли ее сумочка могла привлечь чье-то внимание, потому что, обшарпанная, с потертым ремешком, она выглядела как туристический рюкзак. Покупать новую было некогда, и Динка нашла ее на антресолях взамен потерянной в лесу.
Динка чуть не прозевала объявление о долгожданной посадке.
Бульдозер и трейдеры уже убрались с полосы, а в зале на регистрации столпилась огромная, безразмерная, орущая очередь.
Динке пришлось изрядно поработать локтями, пока она сумела пробиться к стойке, зарегистрироваться и попасть в битком набитый накопитель.