Стюардесса
Шрифт:
Яркие вспышки трассирующих пуль, отрывистые переговоры по рации, треск, шум, мечущиеся на экране тени… И вот уже из «боинга» выволакивают троих террористов, четвертого выносят накрытым с головой, а по трапу спускаются насмерть перепуганные люди, прижимая к себе малышей.
Белокурая, белокожая стюардесса, вовсе не похожая на алжирку, рыдала в голос и размазывала по лицу тушь и помаду. Динке стало жаль ее, натерпелась, бедная. Небось не верит, что все позади.
Новости закончились, и экипажи начали расходиться. Тамара торопливо допила кофе
— Томчик, случайно не ты на регистрации сидела, когда у нас бомбу искали?
— Случайно я, — улыбнулась она.
— Ой, как здорово! А ты не помнишь фамилию того дядечки, что потом лететь струсил?
— Дядечку помню, представительный такой, — кивнула Тамара. — А фамилию нет. Но я могу посмотреть.
— Посмотри, а! — умоляюще сложила ладошки Динка.
— Опять дела сердечные? — приподняла бровку Тамара. — Да он вроде староват уже…
— Ну, Томочка, сердцу не прикажешь! — подмигнула в ответ Динка.
— Ох, ну что с тобой поделаешь! Пойдем.
Тамара покопалась в компьютере, просмотрела данные регистрации и повернулась к Динке:
— Да, точно он. Вот и отметка о возврате билета. Ларионов Борис Федорович.
— Спасибо. — Динка чмокнула ее в щеку.
— Эй, милая, ему пятьдесят девять лет. Он тебе в дедушки годится.
— Любви все возрасты покорны, — промурлыкала Динка.
— Ну, счастливо, командир. — Илья Андреевич протянул Косте руку. — Приятно было с тобой полетать.
— Мне тоже, — улыбнулся Костя. — Кажется, мы друг друга поняли.
— Вроде того. — Елисеев нахмурился и отвернулся. — Только я в другой экипаж перехожу. Сейчас рапорт подал. Так что ищи замену, командир.
— Почему? — растерялся Костя.
— Есть причины. — Елисеев положил ему на плечо тяжелую ладонь. — Ты не бери в голову, сынок, ты тут ни при чем. Это меня старые грехи в рай не пускают.
— Очень жаль.
— Мне тоже.
Елисеев отвернулся и пошел по нижнему залу к выходу, невероятно прямой, подтянутый, с гордо откинутой назад головой. И пассажиры оглядывались ему вслед с восхищением…
— Старый козел, — сказал, подойдя к Косте, Игорь Игоревич. — Все красуется. Горбатого могила исправит.
— Он от нас ушел, — задумчиво сказал Костя. — Не знаешь почему?
Игорь отвернулся, закурил и буркнул:
— Не знаю и знать не хочу.
Отделение экстренной хирургии погрузилось в сонную тишину. Ночной сумрак разбивала только настольная лампа на посту медсестры. Юленька с увлечением читала детектив. Она так увлеклась, что даже не услышала, как к ней подошел дежурный врач:
— Не спишь?
— Нет, Александр Алексеевич, — вскинула глазки Юленька.
— Кофейку сделаешь?
— Сейчас. — Она пошла в сестринскую и включила электрический чайник, достала из стола банку кофе, сахар, две чашки.
— Все в порядке? — Дежурный врач сел в кресло, вытянул ноги.
— Да, все спят. Наш герой даже кашу не доел, отключился
— Какой герой?
— Ну летчик. Антон Васильевич. Я ему снотворное сделала.
— Погоди… — Дежурный врач устало потер лоб. — Разве я назначал снотворное?
— Нет, вы назначили успокоительное, — пояснила Юленька. — А снотворное кто-то из его друзей принес, швейцарское, очень дорогое.
— Кто принес? Когда? — резко повернулся к ней врач. — И ты взяла лекарство?
— Да, — растерялась Юленька. — А что, нельзя? Мы же сами родных просим, чтоб приносили, если есть возможность…
Дежурный врач разом стряхнул с себя сонную одурь, вскочил и скрылся в палате Антона. Через минуту он выскочил оттуда с перекошенным от ужаса и злобы лицом.
— Александр Алексеевич…
— Закрой рот! — рявкнул он. — Летчик твой уже часа три как готов! Холодный уже! Ампулу мне! Живо!
— Какую ампулу?
— Что ты ему там делала?!
— Сейчас… — Юлька принялась лихорадочно рыться в мусорном ведерке. — Вот…
Врач осторожно взял ампулу, посмотрел на свет, положил в пакетик из-под одноразового шприца и опустил в карман.
Глава 29
Результаты вскрытия показали, что Антон Васильевич Потемкин скончался от остановки дыхания, вызванной сильнодействующим ядом парализующего действия. Название его было длинно написано по-латыни, следователь Истомин сумел прочесть до середины, чертыхнулся и отложил лист в сторону. Лабораторный анализ показал, что в ампуле якобы швейцарского снотворного находился именно этот яд.
Итак, способ убийства Антона Потемкина был более-менее ясен, оставался сущий пустяк: выяснить, кто это сделал и, главное, зачем.
Невольная исполнительница чужой воли, медсестра Юленька сидела перед ним на стуле и ревела.:
— Я не хотела… честное слово. Я ведь не знала… я думала…
Больше она связно ничего произнести не могла. Девчонка пришла в ужас, узнав, что своей рукой убила красавца летчика, к которому успела проникнуться симпатией.
Из ее обрывочных слов Истомин сумел выяснить, что перед ужином, когда Юлька приняла смену, ее вызвал из отделения на лестницу какой-то приятный, представительный мужчина. Посещения в хирургии из-за карантина были отменены, но мужчина и не настаивал. Он сказал, что является другом Антона Потемкина и что тот просил его достать лекарство. Вот он принес, дорогое, редкое.
Юлька клялась, что внимательно рассмотрела упаковку, потому что каждая ампула была в отдельной коробочке с названием знаменитой швейцарской фармацевтической фирмы.
Лаборатория установила, что в остальных ампулах был обычный промедол, и просто случайность, что Юленька первой же взяла именно эту, с ядом. Ведь передай она по смене «швейцарское лекарство», через пару дней, когда до яда дошла бы очередь, на «снотворное» никто бы не погрешил. И уже никто не пытался бы вспомнить личность услужливого «друга».