СУ-47 ДЛЯ МАТЕРИ ОДИНОЧКИ
Шрифт:
– Все будет сделано еще сегодня! – помахал он мне рукой, устремившись обратно в контору, чтобы все быстро сделать “окэй”.
Я же села в “линкольн” к белобрысому, чтобы прояснить некоторые не понравившиеся мне моменты.
Раскольников ли он?
Но, на счастье, старушку телохранители посадили в проезжавшую скорую помощь платной клиники, и бабушка была отправлена в реанимацию. Естественно, с большим гонораром врачу, платой за клинику, и ласковым убеждением белобрысого, что если хоть что-то из денег или документов бабушки пропадет или попадет в иные, чем ее руки, особенно
Тот, ясное дело, не особо протестовал.
Не успели этого отправить, как из салона вышли Оля и Саня, сверкая бриллиантами. Кавалеры обеспечивали их выход, будто защищали авторитета. Так же профессионально осмотрев улицу и лестницу. Если украситься стекляшками, как рождественская елка, то, естественно, плохо кавалеру станет, ибо любая шпана может напасть. Тут хуже авторитета таких дур охранять надо, ибо сейф с долларами хоть сам не ходит.
– Где вас черти носили? – вполне справедливо выдавила я, когда Оля элегантно впорхнула в машину, а Саня, наоборот, тяжело бухнулась рядом.
– Это было чудесно! – заявила Оля.
– Хорошо, – согласилась с ней Саня.
– Это было ужасно! – сказал их кавалер, вытирая пот, оказываясь рядом. – Баловаться с цацками и тратить такие гигантские суммы, это все, что я желал в такой момент, когда каждая минута может стать гибелью... Нет, это слишком. Честно говоря, мне хотелось придушить Олю, когда она с редким удовольствием примерила каждое драгоценное колье и каждый набор...
Машины тут же тронулись и мы немного отъехали к дороге, ожидая, когда проезд немного освободиться и можно будет влиться в поток.
Бойцы быстро надевали золотые чудовищные цепи и бриллиантовые запонки, перстни и всякую муру под командованием Оли. И окончательно принимали вид заматеревших чудовищ. Я даже поежилась.
Саня попыталась надеть на меня принесенный комплект драгоценностей, но я вдруг отодвинулась, так, чтоб она меня не достала.
– Нет, – неожиданно резко сказала я, отклоняясь от ее руки. – Я одену эти... – я показала рукой на зажатый в руке большой, старый, похожий на готовальню футляр и упрямо сжала губы.
– Но это же фальшивки... – рассержено возмутился белобрысый.
– Я надену эти! – я вдруг уперлась и приподнялась, заявив это абсолютно однозначно и жестко.
– Ты подведешь всех нас своими явными подделками... – попробовал убеждать кто-то.
Но я уперлась, и упрямо крепко сжала зубы, крепко, как драгоценность, прижав к себе футляр с фальшивыми драгоценностями. Я отстранено и строго смотрела в окно, мрачно уставившись на что-то.
– Ну и пусть! – уперто сказала я, будто шла на смерть и эти вещи мне были так дороги. – Я так хочу.
Белобрысый рассердился.
– Что там такое? – недоуменно спросила Саня, поглядев на футляр.
– Там фальшивые драгоценности, за которые она выложила сто тысяч долларов... – просветил ее тот телохранитель “авторитета”, который слышал историю. – Ей в благодарность
– Дай я посмотрю! – резко сказала Саня, протягивая руку к футляру.
Я неохотно отдала ей футляр. Да и то потому, что кроме нее не было никого, кто мог бы помочь их грамотно одеть.
Саня взяла в руку драгоценность, лежащую сверху в коробке, в которой аккуратно искрились красными бликами чудеснейшие вещи.
– Немедленно отдай! – рассердилась она, рассмотрев драгоценность. – Тебя надули.
– Но это же стекло! – воскликнула, взяв из ее рук вещь, Оля.
Я лишь хмуро поглядела на них.
– Это подарок человека, и я хочу его одеть, ибо он красив... – медленно и упрямо сказала я, решившись на что-то.
Коробка, причина всех бед, лежала передо мной, поражая своей изысканностью, красотой и продуманностью. Мои драгоценности горели в них прекрасным красным цветом гранатов, разложенные аккуратно в специальные ямочки. Тут было не только красное ожерелье, красные серьги, красные, с крупными камнями браслеты, заколки, но и тысячи других прекрасных и переливающихся как кровь штук. Вещи были дивной красы и изысканности.
Один из бойцов вертел их в руках с каким-то очень странным видом, как-то непонятно странно поглядывая в мою сторону.
– Ну и ладно, – примирительно вздохнула Саня, поглядев на мое хмурое упертое лицо ребенка, сжатые в щелочку губы и серьезные вытянутые скулы. – Хорошо хоть красивое... Давай помогу одеть... – ворчливо сказала она.
Я послушно подставила шею, потому не умела и не знала, как это все надевать, и глазами взмолилась Сане помочь.
– Прямо дети, право, – проворчал генерал незлобно.
Но тут Саня, надевавшая на меня третью деталь огромного рубинового туалета, дернулась.
– Стой! Что же это?! – резко сказала она, побледнев, и резко поднесла к глазам четвертую деталь убора, близко рассматривая и кусая губы, потом выхватила лупу из нагрудного кармана, очевидно, купленную в ювелирном магазине, потом стала хватать другие драгоценности, закусив губы. – Но этого не может быть!
– Вы все ошиблись, Саня, – лениво сказал, наконец, вертевший брошь боец, со странной усмешкой глядя на меня с пылающей кровью громадной брошью в руках. Которую словно случайно вертел до этого вместе с другими цацками из глубины коробки со странным отрешенным видом.
Саня дернулась снова к первым драгоценностям. А боец хладнокровно добавил, поглядев на драгоценность на ладони, подбрасывая другую:
– ...это – настоящие!
Он усмехался и смотрел на меня.
Все замерли.
– Но я не могла ошибиться! – взвыла Саня, хватая первые драгоценности с меня. А потом замерла.
– Ничего не понимаю... – растеряно сказала она, откладывая их в сторону. – Эти – фальшивые, латунь... А здесь...
Саня дергалась туда, сюда.
Я раскрыла футляр, который был многоярусным, ибо множество деталей убора не помещались на одной плоскости. И увидела под закрывающимися на защелку крылышками точно такие же вещички, какие она назвала фальшивыми, и которые были сверху, прямо копии их.