Суббота навсегда, Гиршович Леонид Моисеевич

Суббота навсегда

на обложку

Гиршович Леонид Моисеевич

Шрифт:

— Мой милый, — сказал альгуасил хозяину — ласково, пугающе ласково. — Мой милый… лжец. Взгляните на это — это говорит вам о чем-то?

Хустисия извлек из сафьянового портфеля, который за ним нес отец, известный нам сверток, перевязанный розовым сапожным шнурком. На «вы» с трактирщиками прежде он не бывал — чего-чего, а такого за ним не водилось. Севильянец приложил руку к сердцу и так застыл, словно покорясь воле провидения.

— Ваше имя?

— Хавер.

— Дон Хавер, начистоту.

Трактирщик молча кивнул. Он удалился — и возвратился не то чтобы не скоро, но не сразу: доставал что-то из

надежного места. Хустисия увидел сверток в точности как тот, что был конфискован им в пирожковой «Гандуль» — даже перевязан тем же розовым шнурком, сапожков-то пара. Находилась в нем опять-таки цепь и обрывки пергамента, исписанные знакомым шрифтом. Альгуасил просмотрел их один за другим.

будешь

ибо

постоянно

Это письмо и эта

дитя мое. По ней

______

Мария Гвадал

несчастную,

не ставши

не перейдет

втайне. Пускай

______

эскудо

которого

прошествии

вывожу эти

Не за себя

крошке,

______

Небесная

станция —

так по моему

Констанция

— ибо

______

метой

Страж ордена Альбы

вручит девяно

двора

______

зачала

матерью. Молю

свершившийся

он будет

______

молю. Не откажи

проследи, чтоб не вышло никакой о

______

бедную малютку

присутствовать

в моих молитвах;

тобою

______

— Так. Всех выставить, — альгуасил имел в виду едоков ольи, что перестали вычерпывать содержимое своих мисок, едва он появился, и выкатили на него, наверное, не меньшие — полные любопытства.

Корчете, хлопая в ладоши, разогнали посетителей, как кур. После этого им было велено сдвинуть столы.

— Приступим, дон Хавер? Во славу Господа нашего Иисуса Христа сделаем тайное явным.

Он с двух концов соединил кольца в цепи, и по ней побежал ток (это оказались те же самые кольца).

— Что и требовалось доказать. Теперь призовем в помощь святую Инезилью, покровительницу нашей словесности… пока еще только буквенности, не будем предвосхищать события…

Он соединял обрывки и так, и этак. Прошло совсем немного времени, и он констатировал:

— Пасьянс вышел.

Севильянец и сам это видел, только не умел разбирать такой шрифт. А альгуасил, довольный, крутил в пальцах хустисию, как франт — тросточку.

— Что, дон Хавер, аншлаг, а? Хоть вывешивай на «Ауто»?

Аншлаг гласил:

Сладчайшая Мария Гвадалупская, припадаю к стопам

Твоим. Утешь несчастную, что зачала, не помышляя

о грехе, и родила, не ставши матерью. Молю Тебя,

Благодатная: да не перейдет свершившийся грех на

дитя, рожденное втайне. Пускай он будет на мне одной.

Хотя Ты знаешь, Царица Небесная, сколь нет здесь и

моей вины.