Субмарина
Шрифт:
— В школе я все время сижу, — отвечаю я, — и за столом в своей комнате на чердаке. — Он кивает и смотрит на компьютерный экран. — Оттуда видны все дворики на вашей улице, — добавляю я.
Он что-то читает, прищурившись.
— Угу. — Он жмет и жмет кнопку со стрелочкой «Вниз».
Я жду, когда до него дойдет смысл сказанного. Парень прекращает читать и поворачивается ко мне. Кивает, моргая, тычет пальцем в сторону моих ног.
— Оливер, для своего возраста ты высоковат. У тебя длинные бедренные кости. Это значит, что обычные
Я усаживаюсь, свесив ноги.
— Вам известно, кто такие пансексуалы? — спрашиваю я, не теряя бдительности.
Он замирает.
— Нет, не думаю. — Он обходит кушетку и оказывается сзади. — Это не те, кто помешан на горшках там и сковородках? — Он шутит. Его пальцы как пауки ползают по моей спине вниз и вверх. — Почему ты спрашиваешь?
— Вы знакомы со своим соседом из пятнадцатого дома? — говорю я.
— С мистером Шериданом?
— Он на живодерне работает. То есть убивает лошадей.
Он ничего не отвечает. Только потирает мне спину в области шестого позвонка.
— Оливер, приляг, пожалуйста. Лицо можно опустить сюда. — Мог бы просто сказать: «Ложись на живот», — сэкономил бы целое предложение.
В изголовье кушетки маленькое отверстие, чем-то напоминающее дырку в унитазе.
— Сюда, Эндрю? — спрашиваю я.
Он кивает. Перевернувшись на живот, я сую нос в дырку.
— Сейчас я опущу кушетку. — Кушетка едет вниз, и на мгновение мне кажется, что подо мной живое существо. Может, он соврал, что не знает, кто такие пансексуалы?
Он массирует участок вокруг восьмого позвонка.
— Я хорошо знаком с мистером Шериданом, Оливер. — Эндрю уже передвинулся к шее. — Он работает маляром-декоратором. — Теперь доктор трет мне спину в районе девятого позвонка.
— Эндрю, у него глаза убийцы, и комбинезон под стать, — замечаю я.
Мама всегда говорит, что, если хочешь запомнить чье-то имя, надо обращаться к этому человеку по имени как минимум дважды за время первого разговора.
Из дырки мне виден лишь кусочек светло-голубого ковра. Может, плюнуть на него? Или попробовать вызвать рвоту?
Эндрю давит на шею чуть сильнее.
— А семейка из тринадцатого дома — зоро… — у меня дыхание перехватывает, когда он принимается разминать спину, — …зороастрийцы. Зороастризм — это доисламская религия в Древней Персии.
Я постанываю, не в силах сдержаться. Надеюсь, он не подумает, что мне приятно.
— Хмм… Оливер, я более чем уверен, что они мусульмане. — Он сильно нажимает мне на шею. Если бы меня подташнивало, то сейчас бы точно вывернуло. — Все ясно, — говорит он. Раздается короткий звук: как будто телевизор выключили. — Я сейчас сделаю тебе ультразвук. — Я не знаю, что такое ультразвук. Обычно я записываю незнакомые слова на руке, но в данном случае приходится откусить кусочек
Я думаю о том, что Эндрю сказал о семейке из тринадцатого дома и живодере из пятнадцатого. О том, как он разминал мне спину, о скелете в углу и своих «длинных бедренных костях». Меня хоть сейчас могло бы стошнить.
Он втирает гель в спину и плечи, как будто катая по коже шариковый дезодорант для подмышек. Мне пока рано пользоваться дезодорантом. А мой друг Чипс говорит, что шариковые дезодоранты для гомиков.
— Меня стошнило на вашу машину, — говорю я.
Он продолжает втирать гель.
— Что?
Трудно говорить, когда щеки так сплющены.
— На капот. Но все смыло дождем.
— Тебя стошнило на мою машину? — переспрашивает он.
Ну как маленькому по слогам ему все объяснять, что ли?
— Да, ме-ня стош-ни-ло на ва-шу ма-ши-ну. Желтую такую. У вас сигнализация выла всю ночь, вот я и захотел вас проучить. — Кажется, меня сейчас правда вырвет. Все лицо онемело.
Раздается еще один короткий «бип». Кажется, он выключил прибор. Слышу, как он ходит туда-сюда по комнате. Я чувствую себя очень уязвимым. Время от времени в поле зрения попадают его мокасины. Потом он останавливается. Я жду, пока он что-нибудь скажет, или сделает.
— Можешь садиться, Оливер. Все.
После этого доктор Эндрю был со мной очень мил. Он сказал, что я здоровый мальчик и со спиной у меня все в порядке. И подарил бесплатную подушечку на стул в форме колбасы для поддержки спины — потому что, говорит, хочет, чтобы мы теперь были друзьями.
Прежде чем войти в дом, я спрятал подушечку под рубашку. Мама ждала в прихожей, сидя на второй ступеньке.
— Как все прошло?
— Потрясающе. Я чувствую полное расслабление.
Она не до конца высушила волосы, поэтому на кончиках они кажутся темнее, чем у корней.
— Я рада. Пойдешь еще?
— Нет. Оказывается, у меня только одна малюсенькая детская травма; мы в два счета с ней рассчитались. Доктор сказал, что главная проблема в том, что я чувствую себя отрезанным от родителей. Что мы слишком мало разговариваем по душам.
Она смотрит на меня. На ней ужасная фиолетовая спортивная кофта.
— Что это у тебя под свитером? — спрашивает мама.
Я опускаю взгляд на свою грудь колесом.
— Новая подушка.
— Что?
— Чтобы лучше спать по ночам. Мне плохо спится в последнее время. И все из-за вас.
— Можно посмотреть?
— Нельзя. Я соврал. Там у меня свернутые в трубочку порножурналы.
Она прищурившись смотрит на меня.
— Что у тебя под свитером, Олли?
В такие моменты я рад, что еще не вышел из подросткового возраста. Родители как-то сказали, что я сам могу решать, ругаться или нет, — вот я и ловлю их на слове.