Суд Линча
Шрифт:
– У меня повреждена кость. Грозятся отправить в госпиталь. Пока я здесь, мать бы прислала деньги на твое имя, ты бы пошел на почту, получил. Я много крови потерял, напиши матери, что мне надо усиленно питаться.
Павел вытаскивает из кармана бушлата два яблока и протягивает Петру.
– На, питайся пока этим. Завтра я запишусь в оперативный отдел, поеду в Москву. Что купить тебе?
– Купи бутылку пивка.
– Опять ты свое?
Тут открывается дверь и в палату входит капитан Елисеев.
– Ну, герой, как нога? – спрашивает капитан.
– Болит, ноет, спать не дает.
– Ты почему этого молодого напарника нарушителя не
– Чтобы потом меня в тюрьму посадили за убийство? Ведь он не делал попытки перелезть через колючую проволоку. Может быть, это был простой зевака, видит, тут стреляют, решил подойти поближе полюбопытствовать.
– Ты запомнил черты его лица? Можешь дать его словесный портрет?
– Очень смутно. Я на его лицо смотрел бегло, только на несколько мгновений, тем более у меня в глазах темнело от боли. Я даже не заметил, в чем он был одет. Только в глазах запечатлелась его вязаная шапка на голове с помпончиком, какие надевают, когда на лыжах катаются.
Вот дом, где живут Петр и Ксения Ферапонтовна. Петр, хромая, в правой руке держит палку, в левой – чемодан, в солдатской шинели поднимается на третий этаж и нажимает на звонок своей квартиры. Никто не открывает. Открывается дверь соседней квартиры 52 и оттуда выбегает маленькая собачка на поводке, за ней и хозяйка, пожилая женщина.
– О, Петенька, сыночек, здравствуй, как нога?
– Нормально, баба Нюра, просто шальная пуля зацепила во время учебных стрельб.
– Скромничаешь, сынок? А мать твоя прочла нам из какой-то армейской газеты заметку, как ты матерого шпиона поймал, а он прострелил тебе ногу.
– Не знаете, баба Нюра, мать дома или на работе? Что-то она меня даже не встретила на вокзале, дверь не открывает.
– Сынок, мать твою ночью забрала «скорая», у нее с сердцем плохо стало. А ключи она оставила в сорок девятой квартире у Матрены Васильевны.
Петя стал звонить в квартиру № 49.
На кладбище оркестр играет траурную музыку. Мужчины с лопатами оформляют могильный холмик и на него укладывают венки с надписью на лентах: «Дорогой маме от сыновей», «Ксене Ферапонтовне от сотрудников базы» и так далее. Возле могилы стоит Мария Васильевна, обнявшая одной рукой Петра в гражданском костюме, другой рукой – Павла в армейской шинели с погонами уже младшего сержанта. Рядом стоят Антонина и Лариса.
Часть людей, особенно женщины, направились к выходу. Идущие впереди две модно одетые женщины разговаривают почти шепотом.
– Она поторопилась умереть, – говорит одна, – сегодня утром Иван Иванович уладил все дела. Сунул, как он выразился, несколько пачек, и те закрыли дело.
– Леночка, – говорит другая, – я бы на ее месте не один, а несколько инфарктов прихватила. Так, как она действовала, нельзя. Нехорошо о покойнице говорить плохо, но она была порядочной свиньей. Могла на других нагадить свысока и получать при этом наслаждение.
На кладбище стало тихо. Все направились к выходу. Петр в правой руке держал свою палку, левой – под руку Ларису. Павел шел в обнимку с Марией Васильевной и с Антониной.
– Я возьму с собой аттестат зрелости, – говорил Павел матери, – у нас в городе там есть филиал Всесоюзного заочного машиностроительного института, командование разрешает сдать документы и попробовать летом туда поступить.
– А по окончании службы можешь перейти на очную? – спросила Антонина.
– Зачем? Лучше поступлю на работу, а вечерами буду
– А какие специальности на этом факультете? – спросила Мария Васильевна.
– Там готовят специалистов и по горячей обработке, и по холодной обработке металлов. Я, наверно, выберу факультет, который, кажется, называется так: «Автоматизация обработки металлов резанием». Там готовят инженеров-технологов механического производства.
Они уже вышли с территории кладбища туда, где стояли два автобуса, возле которых стояли мужчины и курили. Когда подошла эта группа людей с Марией Васильевной и с детьми покойной, мужчины им помогли сесть в автобус и сами сели. Автобусы отправились, а за ними три «Волги» ГАЗ-21 с оленями на капотах, машины работников базы. В последней машине сидели только две модно одетые женщины, которые шли вместе к выходу, та, которую звали Леночка, – за рулем, другая – рядом.
Прошло пять лет…
Вот обшарпанный подъезд дома, где живет Петр Антонов, вот отличающаяся от остальных дверь квартиры Ксении Ферапонтовны № 51, только теперь цифра «единица» оторвана в верхней части, то есть шуруп, крепящий цифру, выскочил, и единица прислонилась к пятерке. Остальное – как при жизни Ксении Ферапонтовны. Если проникнем внутрь квартиры, там тоже незаметно каких-либо изменений в интерьере и убранстве квартиры.
Прежде, чем пройти на кухню, одним взором смотрим на массивные часы с боем в комнате. Они показывают шесть часов десять минут. А проникнув на кухню, заметим любопытную картину: по радиорепродуктору диктор проводит занятие утренней гимнастикой. Петр голый, в одних трусах, сидит на табуретке и по команде диктора чуть поднимает левую ногу и правой рукой достает пальцы ног, затем по команде неуклюже опускает эту ногу и поднимает правую, старается достать пальцы левой рукой. И так, по команде «раз, два, три, четыре» Павел, сидя, старается выполнять упражнения. На столе стоит бутылка с водкой и рюмка. Сделав несколько движений, Петр бросает это занятие, берет бутылку, наливает рюмку и хочет выпить. В это время входит на кухню Лариса с заспанными глазами, натягивая на себе халат. Увидев Петра с рюмкой в руке, выбивает рюмку из рук. Та падает на пол и разбивается.
– Мать бы сума сошла, увидев разбитой рюмку из чешского стекла, и не простила бы тебя. Мне тоже надоело тебя прощать, – заплетающимся языком говорит Петр.
– Мать твоя с ума бы сошла, увидев тебя оформленным алкашом, а на эти стекляшки она бы наплевала.
– Я не алкаш! Я свое горе заливаю.
– Не слишком ли рано начинаешь заливать?
– У меня большое горе.
– Такое большое, что если попозже начнешь, не успеешь залить, бедненький. Какое у тебя горе, алкоголик несчастный?
– У меня мать умерла.
– Уже пять лет, как она умерла. У всех умирают матери.
– Она умерла по моей вине, понимаешь? Выходит, что я виновен в смерти моей единственной матери. Это у Павла две матери, а у меня она была единственная. А я ее убил. Я написал ей письмо, что я умираю, а она денег не высылает. Она – мать, не могла вынести смерть сына. Где тебе понять? Ты же не мать. Уже четыре с лишним года женатый, а ты не можешь родить мне наследника. А она меня очень любила.
Взял Петр бутылку и хотел из горлышка выпить. Лариса выхватила из его рук бутылку и стала выливать содержимое в раковину.