Суда не будет
Шрифт:
Димка бы сдержал свои эмоции…
Соколовский всё ещё держал три пачки денег в руке, приподнятой на уровень груди. Смотрел мне в глаза. Словно давил на меня своим взглядом. Вот так же и в прошлой жизни он однажды уже смотрел мне в лицо. Требовал тогда, чтобы я вернул ему деньги, похищенные из его конторы на городском рынке — случилось это незадолго до того, как убили Надю.
Я ответил:
— Нет.
Мой голос прозвучал спокойно, а «нет» твёрдо — мне так показалось.
Комок сигаретного пепла откололся от кончика сигареты, упал на Лёшину штанину и скатился по ней на пол. Соколовский положил деньги на сиденье около меня. Вынул из портфеля
— Дмитрий, здесь пятьдесят тысяч, — сказал он. — Это только аванс. Ещё сто тысяч ты получишь после завершения дела. Завершить его до середины августа. Пятнадцатое число — это крайний срок. Сработай так же хорошо и чисто, как в Сочи. И сразу станешь очень богатым человеком. Я с уважением отношусь к твоим принципам. Поэтому и заплачу тебе кучу денег за работу в Нижнерыбинске.
Я покачал головой.
Посмотрел Лёше в глаза — отметил, что они сейчас блестели ярче, чем камень на Лёшином перстне. Соколовский затянулся дымом — он не спускал с меня глаз и будто не замечал, как падали куски сигаретного пепла на его штанину. Словно ждал, когда я вспомню и осознаю, кто он такой: сейчас Лёша Соколовский крышевал всех кооператоров города и при этом состоял в городском совете Нижнерыбинска.
Я повторил:
— Нет. Не интересует.
Спросил:
— Будут ещё вопросы?
Отодвинул от своего бедра пачки сотенных банкнот.
Лёша ухмыльнулся — продемонстрировал мне ямочку на щеке. Выбросил недокуренную сигарету в окно. Одну за другой убрал пачки денег в портфель. Лишь теперь он заметил пепел на своих штанах. Небрежно стряхнул его себе под ноги. Я увидел, как нервно дёрнулась жилка у него на шее. Соколовский дохнул на свой перстень, потёр его пальцем. Стрельнул в меня недовольным взглядом.
— Принципиальный… — сказал он.
Хмыкнул и с печальными нотками в голосе добавил:
— Жаль. Очень жаль.
Соколовский щёлкнул пряжкой портфеля. Уронил на неё руку с золотым перстнем.
— Ладно, — произнёс он. — Как скажешь, Дмитрий Иванович. Уважаю твоё решение.
Лёша покачал головой.
Задумчиво посмотрел мне в лицо и сообщил:
— До встречи, Дмитрий Иванович. Найду тебя… когда понадобишься мне снова. Но если ты вдруг передумаешь, то позвони мне сам. Номер моего домашнего телефона у тебя есть. Кто бы у меня дома ни снял трубку, лишнего не говори. Просто скажи, что хочешь со мной встретиться. Я перезвоню тебе и назначу встречу.
«…Как больно, милая, как странно…» — всплыли у меня в памяти строки стихотворения, когда я выбрался на улицу из салона «BMW 525». Я мазнул прощальным взглядом по чисто вымытому тёмно-синему кузову немецкого автомобиля. Вспомнил, с какой завистью мы с коллегами в прошлом тысяча девятьсот девяносто первом году посматривали на этот автомобиль Лёши Соколовского. Тогда Лёшин «BMW» виделся нам эдакой недостижимой мечтой на колёсах. Теперь же я оценивал его на твёрдую четвёрку (для нынешних времён): как говорится, видали и получше (пусть и в другой жизни). Я подумал о Димкиной «копейке» — вздохнул.
Кислый удостоил меня хмурого взгляда, рванул к водительской двери. Я вспомнил, что Рома Кислый в конце восьмидесятых годов занимался тяжёлой атлетикой, побеждал на областных соревнованиях. Он стал телохранителем Лёши Соколовского в прошлом году: после того, как на Лёшу покушались конкуренты
Я поправил за поясом рукоять пистолета. Одёрнул жилет — полученный от Лёши Соколовского конверт оттягивал левый внутренний карман. «Жизнь Васи Седого стоила тридцать тысяч рублей, — подумал я. — Дешевле, чем два холодильника». Услышал, как сыто зарычал «BMW». Наблюдал за тем, как автомобиль Соколовского плавно тронулся с места. Видел, как он без особого труда догнал только что проехавший мимо него белый «Москвич-2140», легко обогнал его и резво помчался в направлении перекрёстка. Посмотрел на шагавшего ко мне Вовку. Ещё сидя в салоне автомобиля я приметил: Вовка стоял на углу моего дома и посматривал на «BMW».
Брат подошёл ко мне. Мы пожали друг другу руки.
Вовка показал рукой в направлении перекрёстка, где с десяток секунд назад свернул на улицу Комиссарская «BMW 525».
— Димка, — сказал он, — что за дела у тебя с Лёшей Соколовским? Это же он был в машине? Я видел Кислого.
Я снова ощутил, как оттягивали мой карман две пачки сторублёвых купюр.
— У нас с Алексеем Михайловичем чисто деловые отношения, — ответил я. — Они касаются моей работы, Вовчик.
— Какая может быть работа… с Соколовским?
Владимир нахмурился — я сообразил, что на его месте поступил бы так же.
Я хмыкнул.
Сказал:
— У нас не всегда есть выбор с кем работать, Вовчик. Мы работаем с разными людьми. И я. И ты. Разве не так?
Брат посмотрел на меня, неуверенно ответил:
— Наверное.
— Не наверное, а точно, — сказал я, хлопнул брата по плечу. — Работа на сегодня закончена, Вовчик. Идём, я напою тебя чаем.
Деньги я вручил брату не те, которые только что получил от Лёши Соколовского (этот конверт я незаметно сунул в шкаф) — пачку сотенных купюр для Вовки я приготовил заранее: положил её посреди стола в комнате. Владимир смущённо взял в руки пачку, взвесил её в руке (будто пересчитал купюры «на вес»). Я прекрасно понимал его реакцию. Подобную сумму в виде наличных денег он ещё ни разу не держал в руках. Такие деньги (в пересчёте на нынешние зарплаты) я впервые получил, когда продал свой автомобиль, отмытый от Надиной крови. Тогда я выглядел столь же смущённым, как теперь Вовка. И так же раздумывал над тем, как унести с собой такую кучу денег: сунуть в карман, или положить в сумку. В тот раз я сунул деньги в карман куртки — Вовка положил пачку купюр в барсетку.
Вместе с деньгами я отдал Владимиру и все найденные в Димкиной квартире талоны (и на продукты, и на сигареты, и на водку). «У меня спецпаёк», — таинственно сообщил я Вовке, отвергшему поначалу моё щедрое пожертвование в виде неровно нарезанных листов бумаги с чёрными типографскими оттисками и с синими печатями. А вот от чашки чая мой младший брат (теперь я называл его так даже мысленно) не отказался. Тем более что чай в Димкиных закромах я нашёл очень даже неплохой чай: индийский (такой у нас в городе сейчас не продавали даже по талонам). К чаю я предложил брату вчерашний белый хлеб и банку сгущённого молока (тоже из Димкиных запасов). Вновь мысленно пообещал себе, что прогуляюсь на городской рынок и затарюсь продуктами у местных кооператоров.