Суда не будет
Шрифт:
Виталий Максимович следил за моими манипуляциями молча, пыхтел сигаретой.
В кухню заглянул так и не вернувший мне паспорт мужчина. Он положил мой документ на стол перед генералом. Рядом с паспортом он аккуратно разложил на столешнице мои блокноты, конверт с цветной фотографией желтозубого мужчины и толстую пачку денег.
— Это всё, что было при нём, — сообщил мужчина. — Оружие и удостоверения в его вещах мы не нашли.
Я заметил, как генерал-майор КГБ кивнул.
— Молодцы, — сказал он. — Свободны. Оба. Вызову, когда понадобитесь.
— Так точно.
Мужчина покинул кухню, не
Я проводил его взглядом, сунул в рот кусок колбасы.
Корецкий надел очки, заглянул в мой паспорт; пролистнул его, рассматривая в нём отметки. Выдыхал при этом в потолок струи табачного дыма. Затем он вынул из конверта фото; хмыкнул, прочёл надписи на его обратной стороне. Конверт с фотографией он уронил поверх паспорта. Лишь теперь заглянул в блокнот — он будто бы нарочно выбрал тот, где записи начинались с перечёркнутых абзацев. Я посматривал на то, как Сашин отец неторопливо перелистывал страницы. Слушал шуршание бумаги, чириканье птиц и всё усиливавшийся шум закипавшей воды в чайнике на плите. Видел, как Корецкий затушил истлевшую до фильтра сигарету и тут же прикурил новую. Я перекрыл на плите газ, налил чай. Поставил парящую чашку и тарелку с нарезкой на стол рядом с паспортом.
Генерал отвлёкся от чтения, поднял на меня глаза.
— Присаживайся, Рыков, — сказал он. — Не маячь над головой.
Я уселся на стул, сделал себе бутерброд. Пил чай, жевал бутерброд. Наблюдал за тем, как генерал-майор КГБ читал мои записи.
Корецкий вдруг накрыл страницу блокнота рукой и посмотрел на меня.
— Рыков, ты понимаешь, почему ты здесь? — спросил он.
Я торопливо прожевал хлеб с колбасой.
— Понимаешь, почему мы с тобой разговариваем тут, а не на Литейном? — добавил генерал-майор КГБ.
Он пристально посмотрел мне в лицо — я отметил, что его глаза всё же темнее, чем мне показалось изначально.
— Моя дочь беременна, — заявил Корецкий. — От тебя.
Я кашлянул, протолкнул застрявший в горле хлеб глотком чая.
Спросил:
— Не рановато ли такое утверждать?
Корецкий громко хмыкнул. Он затянулся табачным дымом. Посмотрел на меня сквозь стёкла очков.
— Вот и я так посчитал, — сказал Виталий Максимович. — Но Сашка утверждает, что не рано. Моя жена с ней согласна. Говорят, что женщины в этих делах разбираются получше нас, мужиков. Так что у тебя, Рыков, скоро будет сын. Во всяком случае, я на это надеюсь. Надоел мне этот бабский коллектив дома. Хочу внука.
Корецкий сощурил глаза.
— Или ты думаешь, что ребёнок у Саши будет не от тебя? — спросил он.
Генерал-майор постучал кончиком сигареты по краю пепельницы. Он снова сощурился. Не отводил глаз от моего лица, смотрел на меня сквозь туман из табачного дыма.
— Виталий Максимович…
— Я тоже надеялся, что ребёнок не твой, — перебил Корецкий. — Но Сашка твердит: дитя у неё будет либо от тебя, либо от святого духа.
Сашин отец громко хмыкнул.
— Честно тебе скажу, Рыков, — произнёс он, — кандидатура святого духа в отцы моего внука меня устроила бы больше, чем твоя. Вот только я старый коммунист: не к лицу мне такой зять. Да и в свидетельство о рождении ребёнка его не запишут. Поэтому ты, Рыков, единственный вариант. Да и Сашка… что-то в тебе явно нашла.
Корецкий
— Женишься на ней, — заявил он. — Чтобы у моего внука всё в порядке было с родителями и с документами. Чтобы ни одна собака не тявкнула: моя дочь живот нагуляла. В начале сентября организую вам свадебную церемонию. В Сочи поедите на этот… как его… на медовый месяц. Достану вам путёвки в профилакторий. Понял меня, Рыков?!
Я улыбнулся и ответил:
— Виталий Максимович, свою личную жизнь мы с Сашей решим сами, без ваших подсказок. Мы взрослые люди. На службе у вас не состоим. Обсудим с ней и беременность, и свадьбу. Вдвоём. Понимаете? Это не обсуждается. Виталий Максимович, здесь вам не там. Не Литейный. Но мнение ваше мы учтём. Где, кстати, сейчас ваша дочь?
Генерал-майор Корецкий откинулся на спинку стула и громко хохотнул, словно я рассказал ему анекдот.
— Учтут они… — произнёс Сашин отец. — Да куда ж вы денетесь?!
Он дёрнул головой.
— Дочь моя скоро вернётся, — сообщил Корецкий. — Когда мы с тобой, Рыков, проясним кое-какие моменты.
Виталий Максимович затушил в пепельнице сигарету, взял с подоконника две картонные папки и положил их (одну рядом с другой) перед собой на столешницу, прикрыл ими мои блокноты.
— Вот это, — сказал он и накрыл правой рукой папку без пометок на обложке, — аналитическая записка, составленная моей дочерью. В ней Александра подробно описала и проанализировала историю своего знакомства с гражданином Дмитрием Ивановичем Рыковым, то есть с тобой. Сделала она это грамотно, как я её и учил. Сашка молодец.
Корецкий положил левую руку на другую папку и сообщил:
— Здесь внутри лежат выписки из личного дела майора КГБ в отставке Дмитрия Ивановича Рыкова. Их сделали по моей просьбе очень компетентные сотрудники. Я внимательно с этими выписками ознакомился. Так же, как и с запиской своей дочери. Сделал на основании прочитанного материала выводы. Так вот, Рыков…
Виталий Максимович чуть склонился над столешницей, посмотрел на мою переносицу и спросил:
— … Кто ты вообще такой?
Глава 23
Штора на окне едва заметно покачивалась. Стекло в окне кухни ещё не превратилось в зеркало. За ним пока виднелась покрытая кровельным железом крыша соседнего здания и торчавшие на ней (подобно иглам дикобраза) телевизионные антенны. Видел я за окном и подкрашенное в красные цвета заката небо. Отметил, что голоса птиц на улице раздавались всё реже.
— Расскажи мне о себе, Рыков, — велел Корецкий. — Кто ты? Откуда? Как познакомился с моей дочерью?
Я пожал плечами.
Ответил:
— Виталий Максимович, все мои рассказы уже зафиксированы в Сашиной записке. Повторять их — только тратить ваше время.
— Время у меня есть, Рыков, не беспокойся. Раз уж я сижу здесь, рядом с тобой — значит, я готов его на тебя потратить.
Ровно двенадцать секунд мы с Корецким бодались взглядами (эти секунды отсчитало моё сердце). Наблюдал я и за тем, как блестели седые волосы в причёске генерал-майора, как над его головой по воздуху проплывал серый табачный дым. Тёплая чашка с чаем согревала мою ладонь. Корецкий снова хмыкнул, откинулся на спинку стула. Поправил на переносице очки.