Суда не будет
Шрифт:
Вовка хмыкнул.
— Невесёлое будущее ты предсказал, брат, — произнёс он.
Я ответил:
— Какое видел, такое и описал.
Владимир дёрнул головой и спросил:
— А что ты нам принёс в третьем конверте?
Глава 22
Я взял в руки конверт, на который указал Вовка. Продемонстрировал его своему младшему брату и его жене. Выждал, пока они прочтут на нём надпись «Работа». Этот конверт был заметно толще и тяжелее двух других, которые я уже передал Владимиру и Наде. Я снова положил его перед собой на стол.
— Этот конверт оставлю тебе, Вовчик, на хранение, — сообщил я. — Спрячь его пока. Не открывай. Иначе испортишь жизнь себе и своей семье. Его содержимое тебя сейчас не касается. Пока это моя работа. Твоей она станет только в том случае, если я вдруг исчезну. Откроешь его, если я в течение трёх месяцев не подам о себе никаких вестей.
— Дмитрий, ты уезжаешь? — спросила Надя.
Я кивнул.
— Да. Сегодня ночью.
— Куда? — спросил Вовка.
— В Ленинград. Здесь я свои дела завершил.
— Лиза расстроится, — произнесла Надя.
Она опустила глаза.
— Я тоже буду по ней скучать.
— Едешь к генеральской дочке? — сказал Владимир.
Он усмехнулся.
— Да. Сейчас я ей нужен.
— На свадьбу пригласишь?
— Обязательно. Если она состоится.
Вовка сощурил глаза и спросил:
— Считаешь, генеральская дочка не выйдет за тебя? Или её папаша не даст добро на свадьбу?
Я покачал головой.
— Не в этом дело, Вовчик. Она согласится.
— Так в чём проблема?
Я усмехнулся и спросил:
— Помнишь, как написал Булгаков?
Надя вновь посмотрела мне в глаза и процитировала Булгаковского Воланда:
— Человек смертен, но это было бы ещё полбеды. Плохо то, что он иногда внезапно смертен.
— Всё верно, — сказал я. — Именно поэтому я оставлю этот конверт вам.
Вовка и Надя скрестили взгляды на спрятанном под моей рукой конверте.
— Что в нём? — снова поинтересовался Владимир.
— Там информация о том, что я сейчас считаю своей работой. Она станет твоей работой, Вовчик, если я вдруг… её не выполню. Там лежит информация об убийцах и маньяках. Списки с именами и адресами их будущих жертв, даты пока ещё не совершённых преступлений. Это важные сведения. Не хочу, что бы они остались… неотработанными. Понимаешь, брат?
Я убрал с конверта руку, сдвинул его на центр стола.
Сказал:
— Это копия. Такой же список есть и у меня. Здесь я написал только о тех преступниках, которых судить не нужно.
В гостях у брата я сегодня пробыл до темноты. Труднее всего было прощаться с Лизой. Я пообещал племяннице, что непременно прочту её оконченный роман, когда приеду из Ленинграда. Поцеловал в щёку Надю, пожал руку Вовке. Отогнал «копейку» в гараж. Вернулся домой — следов пребывание там посторонних людей не обнаружил.
Собрал в рюкзак вещи. Уложил туда же все оставшиеся у меня деньги, блокноты с записями и найденный сегодня на столе в комнате конверт с фотографией. Пистолет, паспорт на фамилию Нестерова и оба удостоверения с красными обложками я спрятал
Курившие у входа в вокзал милиционеры мазнули по мне безразличными взглядами и продолжили беседу. Я не поприветствовал стражей порядка, хотя их лица показались мне знакомыми. Усмехнулся: сообразил, что приготовил для посадки в поезд паспорт. Молодая проводница у меня паспорт не потребовала — она лишь кокетливо мне улыбнулась.
Душное купе. Приветливые попутчики. Уже ставшие привычными разговоры.
— … Вот что делает коммунизм. Город был построен Петром! Так пусть и будет назван в его честь!
— Я ленинградец! Город-герой Ленинград, а не Санкт-Петербург!..
Перезвон стаканов в мельхиоровых подстаканниках. Перестук колёс. Мелькание фонарей за окном.
Я попрощался с проводницей и с попутчиками. Вышел на перрон, поправил лямки рюкзака. Отметил, что Ленинград встретил меня духотой, запахом креозота и гулом людских голосов. Дождь пока не шёл, да и облаков на небе почти не было. Я проводил взглядом группу загорелых девиц, вернувшихся с морского побережья; улыбнулся в ответ на их громкий заразительный смех. Пропустил мимо себя согнувшегося под тяжестью сумок и чемоданов черноволосого мужчину. Зажмурил глаза от света уже спустившегося к крышам домов солнца. Влился в шумный людской поток, неторопливо побрёл в сторону здания Витебского вокзала.
Над перроном пролетели испуганные воробьи. Следом за ними поплыли по воздуху клубы табачного дыма. Я взглянул на циферблат наручных часов. Покачал головой, потому что подумал: «Седьмое августа девяносто первого года». Вспомнил, что в этот день я в прошлый раз лежал в больнице. К тому времени я знал: Надю застрелили. Сообщили мне в «прошлое» седьмое августа и о том, что мой старший брат Димка уже почти сутки как был мёртв. Я потёр рукой грудь — с левой стороны, напротив сердца. Заметил стоявших у самого начала перрона двоих мужчин в строгих серых костюмах, будто явившихся сюда с деловой встречи.
Мужчины скользили цепкими взглядами по лицам приехавших в Северную столицу людей, словно высматривали знакомых. Они будто бы изображали стоявших на входе в административное здание охранников. Замерли, вытянувшись по струнке. Вертели головами. Посмотрели мужчины в костюмах и на меня. Вот только от моего лица они глаз не отвели. Оба наряженных в деловые костюмы мужчины напряглись. Они просканировали меня взглядами, словно проверили на предмет спрятанного огнестрельного оружия или бомбы. Молча (и даже не переглянувшись) они одновременно сошли с места и преградили мне дорогу.
Мужчина, который был чуть выше ростом своего коллеги, сунул руку в карман, достал оттуда удостоверение с красной обложкой.
Он раскрыл удостоверение у меня перед лицом и буркнул:
— Комитет государственной безопасности.
Говорил он тихо, но в радиусе двух метров от нас вдруг образовалось пустое пространство.
Нас будто окружил прозрачный непреодолимый купол. Спешившие к железнодорожному вокзалу советские граждане обходили этот купол стороной. Они не смотрели на нас, отводили взгляды.