Судьба гнева и пламени
Шрифт:
– Они никогда не говорили мне, – лгу я. Моя мать как-то сказала, что имя пришло к ней во сне однажды ночью, еще до моего рождения.
– Ты знала, что по-испански оно означает «паломница»?
– Нет. Я уверена, это совпадение. – Сомневаюсь, что мои родители смогли бы связать между собой десять испанских слов.
– Та, кто путешествует в чужие земли, – произносит она так, словно цитирует определение, все еще не обращая внимания на свое окно.
– Типа Бельгии?
Ее губы сжимаются.
– Хотя испанская версия, скорее всего, будет иметь
Но именно ее выбор слов заставляет мои брови приподняться.
– Человек?
– Занятная вещь – то, что мы делаем во имя наших богов и ради собственного спасения. Ты знала, что они сжигали женщин на костре, называя их ведьмами и дьяволопоклонниками?
Мой желудок сжимается.
– И поныне остаются те, кто ищет правду, которую не видят. Правду, которой страшатся. Они убивают во имя своего бога, делая его работу. – Софи отходит от иллюминатора, пронзая меня своим острым взглядом. – Но тебе это уже известно, не так ли?
Я уже знаю, куда Софи так плавно ведет этот разговор.
– Твоя мать…
– Мертва. – Мой пульс стучит в ушах, и, когда она смотрит на меня, я бросаю ей ответный вызов.
Лишь легкое подергивание бровей Софи намекает на реакцию на мою ложь.
– Вижу, я нашла слабое место в твоей обороне. Значит, ты не поддерживаешь ее дело?
Она знает о моей матери. Конечно, она, черт возьми, знает.
Я стараюсь сохранить нейтральное выражение лица. Выход из себя только раскроет мою уязвимость.
– Ты имеешь в виду ее сумасшедший культ?
Все начиналось достаточно безобидно – с приглашения на групповой сеанс психологической помощи в церковном подвале, предназначенный для утешения людей, переживших утрату. Утрата. Вот на что это было похоже. Даже несмотря на то, что мой отец был жив.
Весь наш мир перевернулся с ног на голову, и я с облегчением обнаружила, что у мамы появились новые друзья. Однако в течение нескольких недель наши разговоры стали принимать странный характер. Она начала задаваться вопросами, действительно ли демоны и ведьмы существуют и было ли то, что видел мой отец, правдой.
Вскоре разговоры перешли к шепоту о существах, живущих среди нас и прячущихся у всех на виду. Правительство, по ее словам, скрывало правду, а ведьмы, маскирующиеся под медсестер, похищали новорожденных младенцев из родильных домов. Мама даже утверждала, будто видела доказательства магии, хотя, когда я настаивала, ее объяснения звучали скорее как расплывчатые загадки, нежели что-то похожее на правду.
Разговоры о заговорах, колдовстве и чудовищах занимали каждую минуту ее бодрствования. Мне было четырнадцать, и я не понимала, что питает эти растущие заблуждения, но я уже потеряла одного родителя из-за демонов в его голове и боялась,
Мама уезжала каждый день, проводила свободное время в старой баптистской церкви, которую купила эта группа, называвшая себя Народными стражами. Мы и так едва выживали, полагаясь на продовольственные талоны, бесплатные столовые и секонд-хенды, но она все равно отдавала им все наши деньги. Я не удивилась, когда мама объявила, мол, мы переезжаем в ветхое здание, которое Стражи купили для своего растущего «сообщества» в ходе подготовки к грядущей войне со злом. Я кричала и ругалась, говорила ей, что не пойду, что убегу. Она упрямо стояла на своем.
«Я найду правду», – пообещала она мне.
Мне хотелось ей верить.
В течение нескольких недель я ела и спала под крышей Стражей, слушая, как эти люди, отмеченные татуировкой в виде двух сцепленных полумесяцев на подушечке большого пальца – знаком «ученика», говорят о потусторонних силах и распространении зла, скрывающегося в обличии человека.
Все происходящее было настолько удивительным, что часть меня начала задаваться вопросом, есть ли в этом правда. Это объяснило бы то, что видел мой отец, но не то, что случилось с ним потом.
Моя мать в этих стенах была в своей стихии. Она быстро поднялась в звании. Я не знала, какова ее роль, но она больше не работала в продуктовом магазине, и все называли ее «старейшиной», когда она говорила.
Она обещала, что я увижу правду. Так и случилось в ту ночь, когда она отвела меня в лесную чащу за городом. Я стала свидетелем того, как она и другие Стражи привязали «ведьму» к столбу на куче сухих веток и зажгли спичку.
Той ночью я сбежала.
В каком-то смысле с тех самых пор я всегда куда-то бегу, уносясь прочь от того, что сделала моя мать. И чего не сделала я.
Я и по сей день слышу вопли той женщины в своих снах.
– А твой отец? Он тоже мертв? – спрашивает Софи насмешливым тоном.
Упоминание об Эдди напоминает мне о нападении Тони. Элтону пришлось вызывать скорую помощь.
– Нет, но он болен.
– А что с ним?
– Разве ты еще не знаешь?
В какую игру она играет?
Через мгновение Софи кивает, подтверждая мои подозрения.
– Итак, ты выросла в окружении разговоров о демонах, и все же ты не веришь в них.
– Думаю, это хорошо, что у меня верное понимание реальности, нежели у обоих моих родителей. – Плюс всепоглощающий страх не стать такой, как они.
– Вероятно, да. – Снова этот любопытный тон. Но Софи не предпринимает новых попыток допроса на эту тему, однако и соболезнований не выражает. – Как же ты ступила на эту дорожку, выбрала дело своей жизни?
Я пожимаю плечами.
– Одно за другим, знаешь ли. – А еще мне нравится не голодать.
– Ты не желала завести новую семью, дом? Нормальную жизнь?