Судьба калмыка
Шрифт:
– Катерину-то нашу медалью наградили за ударный труд. День и ночь на тракторе девка – не надорвалась бы. Какие где грузы везти – Катька. В лесосеках лес везти – Катька. Калмыков наверное с полтыщи привезла она. Вот какая доля выпала девке, за погибших братьев ворочать в лесу – горюнилась Мавра.
– Степу с Володей увидим ли живыми? – тревожилась Маришка за младших мужних братьев. Пишут ли когда?
– Нет, молчат. Может и вернутся.
– Санечка, младший, прошлой зимой когда забирали яво на фронт, из колонны прямо выскочил, к нам забежал, всех ребятишек перецеловал, и бегом пустился догонять своих.
– Ну Сашка-то может и уцелеет, на восток его взяли, там войны нет, – задумчиво
– Ну что, пойдем-ка спать. Мне ведь завтра еще до свету надо выйти. 45 километров отшлепать пешком. К вечеру дойду. На работу надо, сама знаешь, за прогулы можно и отсидку схлопотать.
– Ох, Маврушка, хоть и горе а я такая радая, что ты пришла, сто пудов с души свалилось – обнимала ее Маришка.
– Когда теперь свидимся?
– Свидимся, даст Бог, живы будем.
– А ты, вижу, совсем научилась по-нашему говорить. Помучишься – всему научишься, среди разных людей работаю. Все Сенечку жду, надеюсь.
– А я жду Николая и Гришу, не верится мне, что больше не увижу. Ох, горе ты горькое! Может, придут еще? А?
Не пришли мужики. Легли навечно. И 9-го мая – Победа! Сколько народу вывалило на улицы, обнимались, плакали. Пели. Плясали. Центральная площадь у парка в райцентре бурлила. Играл духовой оркестр, невообразимая давка у буфетов, где вопреки продуктовой карточной системе за деньги можно было купить что-то съестное. Больше. Конечно, водку. Звеня орденами и медалями вне очереди шли инвалиды, кто без рук, кто без ног. А кто с руками и ногами, да еле держался на костылях, с развороченной грудью и животом. А те, кто завершили эту кровавую, победоносную войну еще были там, на последних рубежах, и домой еще придут не скоро. А здесь уцелевшие фронтовики подпив на радостях за Победу, пьяно осознав свое горькое положение, сначала тихо поскрипев зубами, потом все громче и громче выясняли отношения с сытой тыловой крысой или с блудливой женой, не сдержавшей верность. Пластались в клочья рубахи, горохом сыпались с гимнастерок пуговицы, хрястко влипали мосластые кулаки в свороченные носы. Выплевывались зубы. Победа! Она всегда доставалась через боль и кровь. Через искалеченные судьбы. Через смерть. И не приведи Господь в те дни празднования Дня Победы, даже и через несколько лет после войны, встретиться искалеченному, подвыпившему фронтовику, с так называемыми спецпереселенцами, многие из которых носили этот ярлык неизвестно за что. А некоторые из них заслуживали большего наказания, да отсиделись за спинами невинных страдальцев. А побывавший в пекле войны калека без разбору крыл матом, определяя всех в предатели. Маришка с ребятишками также была на площади. После громких речей руководства района, под духовой оркестр и многочисленные гармошки на площади и в парке началась повальная гулянка. К буфетам было не добраться, да и лишних денег не было. Ребятишки ныли: – мам. Купи чего-нибудь. Володька с Колькой шныряли в толпе, подбегая через некоторое время то с конфеткой, то с пирожками. – Вон там дядька с медалями задаром нас угостил. –Не воруете вы детки? – тревожилась мать. – Мам, ты что?
Наконец повезло и Тольке. Солдат с костылями без одной ноги держал в руке бумажный кулек, и время от времени доставал оттуда конфеты – подушечки и кидал в рот. Мать разговаривала с какой-то теткой. Толька заворожено смотрел на солдата и удивлялся как точно солдат швырял в рот конфеты.
– Пожует-пожует, проглотит и снова кинет. Встретившись взглядом с Толькой, солдат подмигнул ему и поманил пальцем к себе. Толька отрицательно мотнул головой. Солдат удивленно усмехнулся и поковылял к нему.
– Поможешь?
Пацан заговорщически
– А мы отвернемся в сторону. Отойдем. Давай, смелей. А то мне одному уж надоело.
– Как это может надоесть, они ж вкусные! – еле ворочал языком пацан, засунув в рот сразу несколько конфет. –Ну, действуй! – и он отдал весь кулек Тольке, который обомлел от радости. Маришка всполошилась, не увидев сына около себя и растерянно оглядывалась по сторонам. Толька перестал жевать и вылупив глазенки уставился на мать. Наконец она увидела его и замахала рукой: – Толичек, хади сюды!
– Ух ты! – выдохнул солдат – это кто?
– Мамка моя!
– Красивая, брат, у тебя мать.
– Лучше всех! – подтвердил пацан.
– А где ж ты взял конфеты? – затревожилась Маришка.
– Здравствуйте, с праздничком! – подошел на выручку солдат и протянул ей руку. – Иван, чуть-чуть не царевич, засмеялся он.
– Здравствуйте. С праздником! – смутилась Маришка, но руку подала.
– Вот с другом фронтовой паек уничтожаем. Ничего?
– Можно, – засмеялась Маришка. Тут подбежали Вовка с Колькой и увидев у брата такое богатство в руках напустились на него.
– Толька, нечестно, делиться надо.
– Мои сыночки, отец-то не дождался Дня Победы, еще в 42м похоронка пришла. Люди-то дожили, а ен нет. А может, где в госпитале лечится, а? – глаза Маришки наполнились слезами.
– Все случается, все случается – торопливо ответил солдат. – Ты не из Орешного случайно? – Оттуль. А таперь здесь живу, работаю.
– Вон оно что. Семена жена?
– Да. Семена Артемовича, а это его детки.
– Вон оно что, – протянул Иван потирая лоб и отдуваясь.
– Слухай, не видел ты его?
– А! Нет! – как-то странно протянул он бледнея лицом, зашатался на своих костылях.
– Табе плохо? – забеспокоилась Маришка.
– Жизнь мне спас твой Семен под Ржевом. Вместе воевали.
– Слухай. Милый солдатик, расскажи, как же ен?
– Прости. Мать, ничего не знаю. Помнил я пока в сознании был, когда тащил он меня из-под обстрела. Ногу вот оторвало, крови много потерял, очнулся уже в госпитале. А про него больше ничего не знаю. Потом госпиталь эвакуировали на Урал в Челябинск, где только не лежал. Контузия корежит, к ноге-то уж привык.
– Ну как же ты ничего не знаешь про него, а? – корила она солдата. –Может не хочешь чего сказать?
– Прости, мать, ничего не знаю. Хотел его семью разыскать и вот тебе на – встретились.
– Что ж ты такой, ничего не расскажешь? – рыдала Маришка дергая его за костыли.
– Дядя, а папка наш смелый был? – пытливо глядел на него Вовка.
– Смелый, дружок, смелый. Из пулемета до последнего патрона строчил. А потом и меня еще сумел вытащить, хотя раненый сам был. – Говорил я тебе, что папка наш смертью храбрых погиб, даже в похоронке так написано, а ты не веришь, – доказывал Вовка какому-то пацану, готовый сразиться с ним, толкая его плечом. – Сгиб, значит, мой Сенечка, а ты не хочешь сказать. Ты-то вот живой. – рыдала она, прижимая к себе младших сыновей.
– прости, мать, ей-богу ничего не знаю. – и заскрипев зубами, замотав головой, он медленно ушел в толпу.
– Ты че, мамка, зачем кричала на дяденьку, он мне конфет дал, и видишь. У него даже одной ноги нет!
– Ох горе мое горе! – рыдала Маришка- Глупенькие вы еще, ничего не понимаете.
– Ну ладно, успокойся, хватит.– подошла к ней соседка по работе. – У меня тоже двое сиротинок осталось, почти вместе похоронки получили. Жить надо, детей растить! Пошли концерт смотреть. А чего рты разинули, доблестные армейцы? Вон очередь стоит, булочки детям бесплатно дают. Там и мои девчонки, разыщите их и к ним в очередь.