Судьба на троих
Шрифт:
Не успел я разобраться и с частью этих бед, как в трапезную вбежал Бениг, но в каком виде! Босиком, одет лишь в бриджи, да расстёгнутую на груди рубаху, волосы всклокочены и соломины в них торчат, словно он валялся где-то на сеновале. Несмотря на растрёпанный вид, вампир выглядел вполне довольным собой. Он улыбался, синие глаза сверкали. Подойдя к столу, он забрался в хозяйское кресло с ногами и потянулся к кувшину с молоком.
Дрент тут же оказался рядом, отобрал кувшин и сам налил белый напиток в стеклянный кубок. Суровый взгляд устремился на коленку вампира, вызывающе торчащую над краем стола. Я бы не выдержал молчаливого осуждения, он тоже сломался почти сразу, сел
Другие слуги не обращали никакого внимания на неподобающий вид господина, а просто подавали еду. Мне — кучу всякой всячины, ему — напитки.
Бениг держался так просто, что я вскоре набрался храбрости спросить:
— А откуда ты явился в таком виде?
— Из старого амбара, — ответил он, ни капли не смущаясь, и пояснил, заметив, как видно, мою растерянность. — Я там занимаюсь единоборством без оружия. Учусь.
— Что это?
— Система защиты и нападения, широко распространённая до Потери. Ну, я так предполагаю, потому что у меня есть учебник. Кое-что беру оттуда, но многое приходится додумывать на ходу. По книжке не всё бывает понятно.
— Это как кулачный бой?
— Не только. Там удары наносятся по-разному. Хочешь, тебя научу чему смогу и что успею?
— Конечно! — воскликнул я с неприличной поспешностью.
За столом следовало беседовать чинно, я смутился, но потом, решил, что раз хозяин не обращает внимания на условности, то и гостю допустимы поблажки.
Вампир охотно отвечал на вопросы, и на его тонкое подвижное лицо очень приятно было смотреть. Никогда не видел таких искренних, скорее весёлых, чем грустных гримас. Тянуло добраться до дна его сути, но быстрая мимика, как зыбь на водной глади мешала разглядеть глубину. Наивно было полагать, что он позволит едва знакомому человеку заглянуть прямо в душу. Я время от времени напоминал себе, что Бениг много старше и опытнее любого живущего сейчас смертного, потому что так-то он иногда выглядел моложе меня, особенно когда смеялся, показывая маленькие совсем не страшные клыки.
После обеда мы переместились в гостиную, где у горящего камина уютно расположились два кресла, а между ними столик с чаем и сластями. За окном разгулялась непогода, отчего сидеть у огня было особенно уютно. Съесть я уже ничего не мог, выпить тоже, потому просто наслаждался сытостью и покоем, то любуясь изгибами пламени, то разглядывая босые ступни вампира. Они выглядели совершенно чистыми, то ли в замке так хорошо убирали, то ли вампиры не пачкаются, потому ворчливое: «Обивка!» — всё же произнесённое Дрентом, казалось чистой придиркой, когда Бениг опять забрался в кресло с ногами.
— Да-да, — ответил он добродетельно, после чего одну ногу спустил на пол, а другую оставил на прежнем месте, как бы намекая, что готов отдаваться на волю чужой тирании, но только до известного предела.
Эта забавная сценка неожиданно напомнила о заботе, которая теперь была у нас общей. Я попытался учесть всё, что вампир говорил о нашем хозяине, но рассказывал он мало. Пожалуй, следовало разобраться подробнее.
— Бениг, а почему ящерка? Почему ты называешь так дракона?
Я испугался, что он рассердится, поскольку вопрос выглядел и личным, и дерзким одновременно, но кажется, вампир не умел гневаться вовсе. Посмотрел на огонь, на меня и сам поинтересовался:
— Ты видел когда-нибудь драконов, охотник?
— Нет, то есть, да. Там в пещере. Это ведь он был, Аелия?
— Верно, только туда он явился человеком, а это несколько иное существо, чем дракон в подлинной ипостаси. Легко обмануться, когда видишь подобного себе индивидуума,
— Да, я понимаю. Ты ведь тоже внешне не отличаешься от людей, но в тебе всегда присутствует то, скрытое.
Он не обиделся, напротив, кивнул с довольным видом, словно ему приятно было моё стремление ясно представить положение дел. Видимо, сейчас он не пытался очаровать, как поступил тогда в пещере, играл со мной честную партию, и от этого на душе становилось тепло как от здешнего подогретого вина с мёдом — в животе.
— Аелия пугающий на самом деле, — сказал Бениг. — Я его боюсь, а страх это плохо. Его надо тщательно прятать, если не умеешь избавиться насовсем. Чтобы преодолеть неразумные эмоции, я мысленно называю его ящеркой, то есть делаю маленьким и смешным.
— Понятно, и это помогает?
— Разве вы, охотники, не с той же целью кличете нас упыриками и кровососами? Мы, вообще-то, великие вампиры.
Я рассмеялся, принимая эту общность бытия.
— Нам объясняют, что вампиры трупная нежить, мерзкие существа, которые отвратительны всему живому и уничтожение их — благое и праведное дело. Я не слишком откровенен?
Он качнул головой.
— Нет. В принципе, бывают и такие. Обычно именно до них и добираются воины Ордена, но это лишь часть правды. Есть и другая, только о ней не говорят с простыми стрелками. Именно потому погиб ваш отряд.
Он спокойно затронул эту тему, и я решил, что тоже не должен прятаться от неё. Теперь, когда кровь остыла, я понимал, насколько неоднозначна по-новому представшая забота. Во мне всё явственнее пробуждалось убеждение, что всякий так или иначе живущий имеет право на самозащиту. Я не мог видеть в Бениге врага и не только потому, что он пощадил меня и вытащил из неприятностей. Я не ощущал в нём того тёмного и отвратительного, что прежде было неотделимо для меня от понятия вампир.
— Ты убиваешь людей? — спросил я прямо.
— Иногда, — ответил он. — Чаще беру кровь у двух трёх человек, чтобы насытиться наверняка. Так гораздо проще: не нужно возиться с телом.
Я подумал, что звучит действительно разумно. Мы разыскивали упырей как раз по пропажам людей и обнаруженным трупами жертв, вполне могли не заметить тех, кто осторожен в привычках, а это наверняка вампиры вроде Бенига, имеющие надёжный приют, и умеющие довольствоваться малым.
Я спросил, когда мы пойдём заниматься, он ответил, что сразу после еды, особенно такой сытной это делать нежелательно, кроме того спарринг-партнёры тоже должны есть и отдыхать. Смысл произнесённого им слова я не понял, но уточнять не стал, надеясь вскоре увидеть всё своими глазами, задал другой вопрос, тоже для меня важный:
— Бениг, если ты принадлежишь дракону, почему ударил его там, в пещере? Почему он набросился на тебя? Я-то думал, вы объединитесь и начнёте терзать меня вместе. Вы оба выглядели одинаково опасными хищниками.
На этот раз ответ последовал не сразу, но не потому, что вампир рассердился, я понял, для него эта ситуация представляла какую-то сложность или он не знал, что сказать. Отпив глоток разбавленного чаем мёда, иначе этот сироп не назовёшь он произнёс без особой уверенности:
— Не берусь что-то утверждать. Аелия первый на меня напал, я лишь защищался. Пырнуть его мне давно хотелось, и наказание за непочтительность я уже получил. Рассердился я тогда: и так с трудом противостоял толпе людей, ещё эта проклятая стрела всё время ворочалась в боку, причиняя боль и отнимая силы, а тут пришлось от него обороняться. Дракон мог бы помочь мне, а не идти против. Я подумал, что даже для него это чересчур. Нечестно.