Судьба на троих

Майский День

Охотник не отходил ни на шаг, как видно, дав себе слово оборонять меня от драконов, случись такая нужда, и я не возражал. Его общество всегда радовало. Мы распечатали флягу (в ней оказалось молоко) и опустошили, передавая друг другу.

Мир продолжал баловать чудесами. Тепло простого подарка грело душу, хотя молоко и оказалось холодным как прямиком со льда. Я даже подумывал сохранить тыкву, хотя и не любитель реликвий. Разговаривая и разглядывая публику, мы с охотником отлично проводили время, я только не забывал, что обязан удержать его от попытки добиться личной аудиенции у монарха —

за подобную дерзость могли и наказать. Драконы живут вдали от людей и относятся к ним не сказать, чтобы уважительно.

Время приближалось к вечерней церемонии, когда всё тот же дракон, имени которого я так и не узнал подошёл к нам уже явно с официальным намерением: лицо строгое, взгляд отстранён. Взяв меня за локоть, повёл с собой. На устремившегося следом охотника рыкнул так, что тот отстал, хотя и продолжал идти сзади. Только бы глупостей не натворил. Я попытался оглянуться, подать хоть какой-то знак, но дракон сурово сжал пальцы, пришлось вести себя смирно. Я не хотел мешать симпатичному мне огнедышащему в точности выполнять полученный приказ. Он покосился, оценив послушание, и ослабил хватку.

Привёл меня в кабинет Аелии, пустой, хотя свечи здесь горели и камин тоже.

— Стань на колени, вампир.

Я повиновался, не понимая, что вообще происходит. В этой комнате я бывал нечасто и всегда это плохо для меня заканчивалось, так что внутри сгустился страх. Мне объявят день казни? Может и удавят прямо здесь? Уж Аелия постарается обеспечить позорной верёвкой вместо благородного клинка в сердце, заодно ковёр сбережёт. Недавно выпитое молоко стало в горле горьким комом.

Ладно, я потерплю ещё, но, если начнут убивать, моей покорности придёт конец. Разбросаю всех — сил у меня достанет, схвачу охотника и улечу прочь из замка. Пусть сначала догонят, а потом прикончат. Рано или поздно, разумеется, найдут, но и тогда я продам свою жизнь по самой высокой цене. Я сильный и справлюсь.

Я застыл в ожидании, долго оно не продлилось. Шаги Аелии и более твёрдые и размеренные короля узнал сразу. Когда оба переступили порог кабинета, воин вышел, но остался снаружи. Я надеялся, что Криса он всё же не обидит.

Инвиктий сел в кресло, так что я оказался прямо перед ним, Аелия стал сбоку.

— Не тяни, Аелия! — мягко сказал король.

Ящерка заговорил неприятным казённым голосом:

— Своей властью даю полную свободу моему рабу Бенигу Элану Лэ, возвращаю ему личные и общественные права и отпускаю с этого дня.

Жёсткие пальцы пробрались под волосы, щелкнул замочек и ожерелье исчезло с моей шеи, по беззащитной коже прошёл холодок, вызвав мгновенный приступ паники. Я не понял слов Аелии, точнее они ещё медленно и трудно проникали в сознание, но утрата цепи и все последствия этого обнажения ввергли в ужас, который я едва смог скрыть.

— Встань, Лэ! — приказал король.

Я повиновался, как во сне. Рискнул поднять глаза. Инвиктий внимательно изучал листы пергамента, в которых я без труда узнал собственный рабский договор, а закончив, передал их мне.

Пальцы дрожали, а зоркие глаза вампира затуманились, я с трудом разбирал буквы, но увидел, что все необходимые поправки внесены, более того, моя свобода заверена оттиском личной печати

короля драконов, а значит документ изменениям не подлежит. Аелия никогда, никакой хитростью не сможет снова лишить меня прав и воли. Ошеломлённый, не способный до конца поверить, что годы моего бесправия остались за спиной, я никак не мог набрать в грудь достаточно воздуха для ответа.

— Спасибо, — пробормотал я.

Все положенные этикетом фразы напрочь вылетели из головы, я вспомнил лишь одно слово, которые служило мне долгие годы, но король, как будто, не обиделся. В его улыбке светилось столько добра.

— Иди, мальчик!

Как у меня хватило ума хотя бы поклониться, даже и не представляю. Дверь плясала перед глазами, я лишь чудом попал в проём, вежливо кивнул замершим с той стороны охранникам, но не разглядел никого, зато увидел охотника и, прижимая свиток к груди, пошёл прямо к нему.

Он прыгнул навстречу и подхватил меня, как видно опасаясь, что на ногах не устою. Я благодарно принял его объятия. Трясло так, что живая душа рядом требовалась остро как воздух. Я жался к человеку, чувствуя себя потерявшимся ребёнком. Перед глазами всё ещё стоял туман, в голове тоже.

— Бениг, что случилось? — испуганно шептал охотник. — Скажи что-нибудь, на тебе лица нет.

Какое-то наверняка было, но не радовало. Крис затащит меня в одну из ниш, в которых у приличных хозяев стоят статуи или скамеечки для уединённой беседы, а у Аелии лишь копилась, да и то скудно, пыль.

Отобрав у меня пергаменты, он попытался их прочесть, клонясь к свету из коридора, но языковых познаний не хватило. Я сказал:

— Это вольная для меня, заверенная самим королём и значит непреложная.

— Бениг! — воскликнул он и тут же принялся обнимать меня, стучать по мне кулаком и трясти за плечи, приплясывая от неподдельной радости.

Я улыбнулся, вспоминая, как это делается. Охотник всё ещё не веря моему избавлению от ярма ощупал шею, убедился в отсутствии позорного знака и снова сгрёб в охапку. Я был ему невероятно благодарен. Аелии — гораздо меньше, подозревая, что лишь прозрачные намёки монарха толкнули его на этот скорбный шаг.

— А я чуть скандал не устроил, пытаясь прорваться следом за королём, — повинился охотник. — Он правда, не рассердился: посмотрел, да поднял так бровь. Я почему-то сразу поверил, что худого тебе не сделают, хотя и не надеялся, что отпустят вчистую. Теперь мы можем уйти отсюда вместе. Бениг, мы оба свободны!

— Пока король здесь, это неучтиво, так что придётся потерпеть.

Я уже мог стоять без поддержки и в голове начало проясняться. Схватил пергаменты и изучил их вновь, тщательно, подробно, не пропуская ни единой закорючки, но всё осталось верным и подлинным, да и не рискнул бы Аелия провернуть какую-нибудь пакость на глазах своего монарха.

Я успокоился и, скрутив в тугой рулон, затолкал драгоценный документ в кинжальный карман, благо тот, учитывая мой прошлый уже статус, был совершенно пуст. Будущее пока пугало, я не хотел о нём думать, страшился, что просто не смогу стать полностью свободным после стольких лет унижений. Лучше всего было двигаться маленькими шажками, постепенно приучая себя к обновлённой реальности.