Судьба офицера. Трилогия
Шрифт:
Узнав по громкому голосу Кубанова, Оленич пошел ему навстречу, в душе надеясь узнать что-нибудь новое о переформировке полка, а также о возможных изменениях в эскадроне пулеметных тачанок: после ранения старшего лейтенанта Воронина вопрос о командире эскадрона остается открытым. Может быть, в штабе уже известно, кого назначат? Только бы не капитана Истомина! Андрею ведь не все равно, кто будет его командиром. Хорошо бы прислали опытного конника-пулеметчика.
– Не спишь?
– спросил Кубанов.
– Как же, ты дашь уснуть!
– Ну вот, пришел к другу, а он и не рад.
– Только начал дремать… Никак не могу уснуть: отчего-то нахлынули воспоминания…
– С каких пор ты стал походить на старуху, которая любит вспоминать, что была девицей, как говаривал ваш славный комэск Воронин?
– Хочешь сказать, что я сентиментален? Но ты сам неисправимый лирик!
– Лирика, брат, оружие, а воспоминания - дым.
Молодые офицеры пошли рядом, отыскали удобное место, уселись рядышком на мягкой траве под деревом. Николай закурил папиросу и после недолгой паузы сказал будто между прочим:
– Майора Крутова вызвали в штаб армии.
– А говорили, в гости к командующему… Он уже вернулся?
Кубанов не откликнулся на вопрос, хотя понимал, как важно Андрею знать, что завтра ожидает пулеметный эскадрон. Но по тому, как Николай не спеша, сосредоточенно затягивался папиросным дымом и смотрел в противоположную сторону, было ясно: он что-то знает, и наверное, очень важное. Нет, не просто так пришел он ночью в расположение пулеметной роты! Не ради свидания с другом, чтобы поболтать, как было всегда, о прошлой мирной жизни, о девушках. Он здесь, чтобы сообщить или хотя бы предупредить Оленича о надвигающихся переменах.
Неожиданно в ночной тиши за спинами офицеров послышался лошадиный сап. Обернувшись, они увидели Темляка - высокого белого коня, который от света выглянувшей луны казался голубоватым. Лошадь вытягивала тонкую шею и оттопыренными губами дотрагивалась до плеча своего хозяина. Оленич ласково погладил рукой по шелковистой шерсти, запустил пальцы в свисающую на лоб длинную челку. Но конь не удовлетворился скупой хозяйской лаской, продолжал тереться губами и ноздрями об руку, дотягивался до плеча, обдавая лицо и шею Оленича горячим влажным дыханием.
– Почему, почему он подошел к тебе?
– изумленно и взволнованно спросил Кубанов. При свете месяца Оленич видел темный колышущийся чуб Кубанова и удивленно приподнятые брови.
– Чего он хочет от тебя?
– Почем я знаю…
– Он часто так по-девичьи ластится к тебе?
– Да нет… Темляк - конь суровый.
– Оленич оттолкнул от себя лошадь: - Иди, гуляй.
Но Николай никак не мог успокоиться:
– Поэтому он и озадачил меня. Ну, конь, скажу я тебе!
– Конь что надо, - согласился Оленич.
– Не конь, а мечта, - вздохнул Кубанов.
– Тосковать будешь о нем. Наверное, ты скоро расстанешься с ним.
Всего ожидал
– С чем пришел?
Не сразу ответил Кубанов, лишь после паузы сказал с грустью:
– Нельзя до утра разглашать приказ, но тебе скажу: тебя вместе с пулеметчиками передают в пехотную часть.
– В пехоту?! Обмотки, вещмешок за спиною, шинелька до колен?
– горько спрашивал Оленич.
– Может, хоть сапоги останутся?
– Но заметь, уже без шпор!
– не удержался Кубанов.
– Иди к черту! У Истомина учишься язвить?
– Подружишься с капитаном, Андрей: вы вместе идете в пехоту!
– Кубанов захохотал.
– Ну, ему там и место: какой из него конник?
– Что ни говори, а офицер он отважный. Можно сказать, железной воли человек. Помнишь, как он ходил с нами в Старобатовку? Как он поднял наших конников в рукопашную атаку в пешем порядке и сам первый кинулся со штыком на немецкого офицера? Чуть насквозь не проткнул… Чего вы так невзлюбили друг друга?
Оленич, казалось, уже не слушал друга, занятый мыслями о предстоящей разлуке с конем, потом все же проговорил:
– Я тебе завидую: ты останешься в кавалерийском полку, а мне сапогами пыль поднимать по фронтовым дорогам.
Кубанов глубоко сочувствовал Андрею, понимал его удрученное состояние и искал повод хоть словами облегчить его уныние и горечь.
– Может быть, это временно? Прикомандируют на какую-то одну операцию, а потом вернешься? Нам же придавали пехоту, когда мы ходили на Старобатовку. Не унывай! Мы же на одном фронте, свидимся… Да, послушай, Андрей, почему на тебя сегодня зол капитан Истомин?
– Я отпустил одного солдата на ночь: он откуда-то из здешних мест. Где-то рядом, в ближних горах его аул, родные. Это не понравилось капитану.
– Ты не имеешь права отпускать солдата на побывку.
– Знаю. Но ни комполка Крутова, ни начштаба в части не было. Алимхан Хакупов - боец надежный, проверенный в Минеральных Водах. Танк остановил. А тут рядом - родной аул, мать, отец. Отпустил я его.
– Может, обойдется?
– начал успокаивать друга Кубанов.
– Если ты веришь бойцу, то и он не подведет тебя.
Когда среди деревьев затерялась фигура Кубанова и ночь поглотила его шаги, Оленич подошел к Темляку, достал из кармана кусочек сахара и протянул коню. Тот опустил голову и осторожно губами взял угощенье, тихонько фыркнув одними ноздрями.
– Кто же завтра сядет на тебя, коник мой боевой?
– негромко спросил Оленич, поглаживая рукой гладкую шею Темляка.
– Куда нас забросят фронтовые пути? Встретимся ли мы с тобой? И признаешь ли ты меня? Может, Кубанову тебя передать? Достойнее хозяина не сыскать: тебя он любит сильнее, чем свою невесту, и тебе будет преданнее, чем ей.