Судьба открытия
Шрифт:
Прошел час. Григорий Иванович молчал, негостеприимно глядя. Тогда Крестовников переменил разговор. Он сказал о себе, что в прессе имеет влияние. Ему доставило бы удовольствие через прессу повысить известность, расширить популярность имени профессора Зберовского. Он мог бы поручить кое-кому написать две-три газетные статьи, для начала. Статьи могли бы посодействовать дальнейшей Гришиной карьере.
— Как вы посмотрите на это, Зоя Степановна, а?
«Сделку предлагает»,- подумал Григорий Иванович и с резкостью произнес:
— Рекламу
— Напрасно ты…
За очками серые глаза Крестовникова смотрят едва ли не в упор, давящим взглядом, и вместе с тем по-лисьи ускользают. А лицо Григория Ивановича уже кривится в недоброй усмешке.
— Я напрямик тебе хочу задать несколько вопросов, — сказал он.
— А ну-ка? Ну, давай, давай…
— Такая вещь: что постыдного, если твой папаша — дьякон? Отец Гавриил был честный человек и в Нижнем Новгороде когда-то пользовался заслуженным почтением. Я сам очень уважал его. И как могло случиться, что ты выдаешь себя за сына я не знаю там кого… во всяком случае, других родителей?
Крестовников лишь пошевелил бровями, слегка покосился на Зою Степановну. Не сразу ответил. Помедлив, вдруг улыбнулся:
— Поймал меня на хлестаковщине! Признаюсь, да. Ничто человеческое мне не чуждо. Для вящего эффекта случается приврать.
— Для вящего эффекта… А по документам как?
— Да брось, Григорий! По-прежнему прыгаешь козленком. Охота тебе в мелочах копаться!..
— Я настаиваю. Снова спрашиваю: чей ты сын?
— Да что ты к ерунде придрался? Курам на потеху — правдолюбец этакий!.. Зачем тебе? Мне уже совсем не нравится тон твоих вопросов.
— А мне не нравится смысл твоих ответов.
— Объясни!
— Изволь.
Тот ореол руководителя и коммуниста, который в мыслях у Григория Ивановича хоть противоречиво, зыбко, но все же как-то защищал еще Крестовникова от тяжести ужасных подозрений, теперь рассыпался в прах. Перед Григорием Ивановичем сейчас — не кто иной, как Сенька из мансарды, путем обмана проникший в члены партии, сумевший ухватиться за власть.
Григорий Иванович даже поморщился с откровенной гадливостью.
— Видишь, Сенька, — сказал он, подумав, — если вокруг тебя всюду — малая ложь, органически тебе необходимая, то как ты докажешь, что непричастен к большой лжи?
— К какой большой лжи я могу быть причастен? Ты — в уме?!
— В абсолютно здравом.
— Гриша, перестань! — вмешалась Зоя Степановна.
Поднявшись со стула, Крестовников сделал шаг в сторону Зберовского. В голосе его — угрожающие интонации:
— Про какую ты большую ложь заговорил? Продолжай, раз начал.
— Сам это должен понимать.
— Что мне понимать! Ты расшифруй свои намеки. Я намеков не люблю. Какая ложь? Ты говори! Ну, например, ну, например?… — Он наседал на Зберовского чуть ли не с кулаками.
Зоя Степановна выходила из себя:
— Гриша, я прошу, довольно! Семен
— Ты хочешь — например? — усмехнулся Зберовский. — Идет! Попробуй опровергнуть. Был смутный, но тебе ясно, о чем речь, слушок. В мансарде… про одно не слишком красивое дельце…
— Что имеешь в виду? А? Какой слушок? Откуда? Ты, Григорий, хоть немного отдаешь себе отчет?…
— Угодно точку над «i»?
Став бледнее пергамента, Крестовников взорвался:
— Вдобавок, ты еще и клеветник! Недаром ты женат на вдове сутяги!..
— Вон! — закричал Григорий Иванович и показал на дверь.
2
Город незнакомый.
Оставив чемоданчик в камере хранения, Шаповалов на вокзальной площади сел в переполненный людьми автобус, доехал прямо до университета. Здесь спросил, где найти профессора Зберовского. Ему показали здание у парка. Объяснили: лаборатория и кабинет профессора на третьем этаже.
И в автобусе, и уже теперь, поднимаясь по лестнице, Шаповалов пытался представить себе, как пойдет его разговор с Григорием Ивановичем. Быть может, новая идея, ради которой он приехал сюда, вовсе не покажется Зберовскому настолько уж значительной. Не чересчур ли: явиться специально за тысячу с лишним километров, вместо того чтобы просто написать подробное письмо?
— Товарищ, я ищу профессора Зберовского…
Девушка, стоявшая вблизи от входа, посмотрела и ответила:
— Пересечете оба зала; кабинет его направо.
Люди были заняты работой, и на проходящего никто не обращал внимания. Зато взгляд Шаповалова словно фотографировал все, что он видит по пути на столах. Приборы были сложны, соединялись между собой в агрегаты, назначение которых не сразу поймешь. И только в глубине второго зала он заметил как бы старого друга: установку для синтеза — примерно такую же точно, как он собрал когда-то по указаниям Зберовского в своей собственной лаборатории.
«Ага, значит, дальше фотосинтеза тут мысли пока не пошли!»
Григорий Иванович был в кабинете. Встретил его очень приветливо:
— Здравствуйте, мой дорогой! Ну-те, выкладывайте, с чем приехали! — и усадил его в кресло.
Шаповалов сказал: дело касается синтеза углеводов. Ему на ум пришла совершенно новая комбинация. Правда, мысль его еще сыра, — возможно, даже и ошибочна. Но он уверен, что промышленный синтез крахмала и сахара в будущем следует строить не так, как это раньше было задумано Лисицыным. Открытие Лисицына — это пройденный этап, а новые поиски надо вести на уровне еще более высоком, прокладывая путь по целине. Конечный результат останется тот же: брать углекислый газ и воду и на химическом заводе получать из них крахмал или какую нужно разновидность сахаров. Однако идеальный способ синтеза не должен требовать световой энергии. Иначе нам не избежать энергетических потерь.