Судьба по имени Ариэль

Ярушин Валерий Иванович

Никита в прекрасном настроении поднимался по лестнице, насвистывая мотив. Вдруг, увидев торчащий кусок проволоки, похолодел… Ищут!… С какой скоростью он выбежал из подъезда, он уже не помнил. Очнулся в стоге сена… А в Москве его действительно искали! Объявили всесоюзный розыск: пропал известный композитор! Ровно месяц тот скрывался в сарае, пил молочко, которым его поила бабушка в убогой деревне. Выяснив, что это проделки Марка, его закадычного «врага», решил отомстить по-своему.

В то время Фрадкин только что купил наимоднейший автомобиль «Победа» и «по блату» поставил во дворе жестяную коробку-гараж. Ночью, к дому, Никита подогнал автокран, зацепил его тросами, и аккуратно увез эту «коробочку» к нему же, на загородную дачу. Проснувшись утром, Марк первым делом взирал в окно. Обычно железная избушка ласкала его взгляд. По привычке, потянувшись и зевнув, он вдруг остался в той же позе… Рот от ужаса не

закрывался… Машина сиротливо стояла у подъезда, а от гаража не осталось даже мятой травы… Рука потянулась к телефону, и через 15 минут милиция составляла протокол. Почему-то первый вопрос стоял: не пил ли он вчера чего-нибудь крепкого. Фрадкин начал орать, что он будет жаловаться, и милиция быстренько начала чесать окрестности. Естественно, заглянув на дачу, и обнаружив гараж там, стоящим, как ни в чем ни бывало, стала заполнять другой протокол. Все кончилось мирным походом к психиатру, но «счет» был все время в пользу Никиты… И он не останавливался.

В те времена финская банька-сауна была в жутком дефиците. Ей пользовались только избранные, и то, с разрешения партийных кругов. Друзья-композиторы упрашивали Никиту, мол, договорись с кем нужно, мы в долгу не останемся. И вот Богословский в один прекрасный день собрал троих и говорит: «Собирайтесь, есть одно дефицитное время — два часа дня. Остальное, все забито! Есть одна подпольная банька, только — молчок!» Коллеги быстро смотались за шайками — лейками, взяли венички, и в никитину машину! Подъехали с тыла — обшарпанное здание, пожарная лестница. Но вспомнив, что это — секретный объект, отнеслись к этому с пониманием. Поднявшись на третий этаж, попали сразу в «предбанник» с вешалкой. Никита сразу предупредил: «Там пар — 100 градусов, поэтому дверь надо закрывать быстро и плотно!» Все радостно кивнули, и с шутками, прибаутками трое голых мужиков залетели по ту сторону двери…

…Приемная комиссия не могла понять, почему в музыкальном конкурсе участвуют обнаженные драматические актеры, изображающие римских легионеров с шайками на сцене… Причем, актеры были безумно похожи на их коллег… А эти трое, бегая по сцене, с обезумевшими лицами долбились в дверь, которая с той стороны была закрыта на щеколду, а по лестнице раздавался шум убегающих ног и знаменитый никитин свист: «Легко на сердце от песни веселой!..»

В этом, счастливом году произошло две свадьбы, одна в апреле у Каплуна, вторая в ноябре — у меня. «Окольцевался» я с Ольгой — студенткой нашего музучилища, пианисткой, поэтому свадьба была музыкальной. Как всегда, чудил Саша Фриш. Раздобыв, где-то, на мясокомбинате, телегу с лошадью и кучером, пригнал ее к дворцу бракосочетания. На нее взгромоздился импровизированный духовой оркестр с каплунской скрипкой и, вместе с молодыми, эта «кавалькада» поперлась на проспект имени Ленина! Милиция, конечно, нас туда не пустила, но пошокировали мы прохожих изрядно…

1975 год, «Между небом и землёй»

Начался год с интересного события. Еще на конкурсе со мной встретился известный аранжировщик-саксофонист Виталий Клейнот и предложил принять участие в озвучивании музыкального фильма «Между небом и землей» на музыку самого Зацепина! Двух мнений быть не должно, тем более, что вместе с нами должны были петь Валерий Ободзинский и Алла Пугачева! Это было похоже на сон!… Вся музыка писалась в квартире Александра Сергеевича. Причем инструментальное сопровождение накладывалась Виталием постепенно. Каждый день приходили то скрипачи, то духовики и «наслаивали» свои партии. Я делал вокальные партитуры. Причем, сразу договорились, герои — самодеятельные музыканты-солдаты, поэтому надо было петь как бы неумело, что у нас с трудом получалось…

Где-то мы подпевали Ободзинскому, где-то Пугачевой, а вот одна из наших сольных песен меня просто поразила, ей суждена была долгая жизнь. Это — «Уходишь ты» на слова Леонида Дербенева. Фильм о воинах-десантниках, честно говоря, получился слабый, но большая пластинка с песнями кинофильма пользовалась большой популярностью. Параллельно с киномузыкой записывался и наш первый диск-гигант. Точнее, дописывали, потому что часть песен взяли из латышской грамзаписи отмененной пластинки. Первый сигнальный тираж показал, что мы — на подъеме! Он разошелся моментально! Главная особенность диска — стилевое разнообразие: от простейшей «Старой пластинки» до джаз-рока и фольк-рока в «Органе в ночи» и «Отдавали молоду». Это сразу отличило нас от ВИА ресторанно-танцевального типа. Конечно, и здесь «поработал» Никита Богословский. Он был членом худсовета «Мелодии» со всеми вытекающими отсюда, последствиями… Мне страшно завидовали тогда некоторые профессиональные композиторы: чтобы в сольном диске иметь три своих песни, не считая обработок народных песен, причем автор которых — ни член Союза композиторов, ни писателей(!) — это надо

иметь «волосатую» руку…

И все-таки, с какой бы ехидцей ни относились к советскому строю, я с уверенностью могу сказать, что тогда было какое-то уверенное чувство справедливости. Хит-парады составлялись более или менее честно, по письмам, места не «покупались», как сейчас. А публика валом валила на кумиров невзирая на рекламу. Да и время было романтичное, даже сентиментальное. Я думаю, эти качества для человека не самые плохие. Мы, молодые авторы тогда состязались друг перед другом в написании более красивых мелодий, нас заботило то, чтобы публика долго вспоминала их, а то и пела бы за столом… В начале двадцать первого века они вернутся в ностальгии на эстраде…

На носу были гастроли в одном из самых сложных городов — в Одессе. Было даже такой тест: если ты хорошо пройдешь в этом городе, в других точно будет успех! За неделю до концертов Фриш вдруг объявляет об уходе! Его неожиданно переманили цирковые друзья-москвичи, и мы остались без ведущего.

Взамен на маршруте нам предложили какого-то актера из провинциального украинского театра. Я даже не спросил, что он будет читать, думал — профессионал. В паузе нам нужно было переодеться в другие костюмы. Огромный красный помидор со свистом влетел ему в лицо где-то с десятого ряда… Видимо он так и не понял, что кретин, если потом спросил: «А что, говорят в Одессе свист — это хорошо!(?)…» Наше выступление, правда, было встречено с восторгом. Но дальнейшие гастроли без ведущего для нас было кошмаром! Нас конферировали какие-то пенсионеры, худруки, даже бывшие танцоры, которые «вытанцовывали» свои выходы. Зато потом, в столичных концертах, «Ариэль» преподносили супер-конферансье, такие как Олег Милявский, Борис Брунов…

Вспоминаю забавный случай. Это было в Кирове. «Лауреаты на эстраде» — так называлась концертная программа, в которую мы попали. У артистов есть такая смешная традиция: в последнем концерте перед домом «хохмить» так, чтобы публика не восприняла это, как неудачу артиста, но чтобы за кулисами просто «ржали»! Этот концерт и у театралов и у артистов цирка называется «зеленым». Обычно, произносится или не тот текст, или для солиста играется не та тональность, от которой у того глаза лезут на лоб, иногда это подмена реквизита. На концертах мы приметили молодого певца Владимира Шнайдера. Он исполнял песню в которой были такие слова: «Бросьте монетку, месье и мадам, я подниму, мерси!…» Перед концертом аккуратно клал на край сцены медный пятак. Во время песни, как бы невзначай, подходил к нему, наклонялся, брал в руку, подбрасывал крутящуюся монетку и уходил за кулисы… Публика заходилась в экстазе! Я предложил: «Давайте прибьем пятак к полу, пусть отдирает… Но стало жалко дырявить цирковой ковер, и мы решили сделали по-другому. Отвлекли Володю анекдотами, прилепили на скотч ниточку, другой конец держал Каплун, спрятавшись за за портьерой…

Перед песней Шнайдер поглядел на пол — монета на месте, успокоился! И вот звучит песня, публика мечтательно развалилась в креслах… Певец подходит к рампе, и, на словах: «…я подниму…» тянется куда-то вниз. Зрители затаили дыхание… Вдруг пятак «поехал»! Дальнейшие движения солиста напоминали ловлю лягушки на болоте!.. Так, на корячках, вприпрыжку он «ускакал» за кулисы… Там не было даже сидящих — все просто лежали от смеха! Вовчик настолько был шокирован, что забыл поклониться. А этого и не надо было делать — в зале стояла… тишина! Никто ничего и не понял, только странно: симпатичный солист пел красивую песню, потом зачем-то упал на колени, прыгнул и исчез… И что интересно, одна женщина при гробовом молчании на весь зал, выдала: «Да понятно — все музыканты — алкаши!» А Шнайдер как раз был трезвенником! Но все-таки ему пришлось хлебнуть пивка, чтобы прийти в себя. Вот так мы иногда развлекались…

За несколько репетиционных лет я уже выработал свою схему занятий. Например, понял, что самое эффективное время для репетиций — это где-то с 11 до 14 часов. Добивался пунктуальности, ворчал, когда кто-то опаздывал, но не всем это нравилось. Ввели даже систему штрафов, однако, когда дело дошло до расчетов, все чуть не перессорились и я эту систему отменил. Рекордсменом по опаздываниям был Стасик. Вроде бы должно было быть наоборот, ведь Гепп — немец…

В отличии от многих ВИА, «Ариэль» имел много интересных особенностей. Кроме долголетней стабильности состава, четверо из шести писали песни для своей группы — это редкость. С годами ансамбль превратился в музыкальный театр четырех солистов, причем в сольных песнях каждый солист имел яркую индивидуальность, а в хоровом звучании — единое целое. К тому же, у каждого из солирующих в руках был инструмент, которым он владел очень профессионально — в этом тоже — уникальность! Конечно, все это достигалось огромной практикой, количеством концертов, которое по современным меркам было просто фантастическим!