Судьба по-русски
Шрифт:
— Беженцы мы, — ответила Рая, прижимая к себе детей. Полицая она узнала: он был в их части вольнонаемным — руководил в клубе самодеятельностью. Узнал ли и он ее?..
— Господин офицер интересуется: не видели ли вы здесь мужчину лет сорока?.. Он еще прихрамывает на левую ногу… — Переводчик даже изобразил, как именно, чем повеселил солдат. А они уже похотливо пялились на Раю: нетрудно было догадаться, что оценивали женщину как «товар». Полицай то ли приревновал ее к ним, то ли затеплилась в нем жалость к этой бедной, измученной семье.
— Беглеца зовут Савелий. Он — бандит. Увидите — сообщите в комендатуру. Получите хорошую награду… — В это время старший из команды, тыкая пальцем в Раю, что-то выкрикнул. — Он спрашивает, почему ты молчишь?
Рая действительно не могла говорить. Обреченно смотрела перед собой. В ее голове крутилась одна мысль: «Только бы детей оставили!»
Переводник повторил вопрос, уже срываясь на крик.
Рая молчала. Тогда Саша еле слышно произнес:
— Она больная…
— Что?
— Мама больная!.. — повторил мальчик и опустил дрожащий подбородок на грудь.
Полицай, ерничая, прошелся перед солдатней и, кивая на Раю, покручивал пальцем у виска. С жеребячьим хохотом орава двинулась в гущу леса, а полицай-переводчик подзадержался.
— Ты, дуреха, хоть рожу-то не умывай… А то в бордель быстро подберут… — И подмигнув Саше, добавил — А ты пацан смышленый… — И кинулся догонять солдат…
Узнал. Но если донесет — это верная смерть.
Куда кинуться, где спрятаться? Как набрести на след партизан? Только об этом думала сейчас Рая.
— Мам, а почему он дядю машиниста бандитом назвал? — спросил Гришутка.
— Немцы так Наших партизан зовут. Пожелаем, дети, дяде Савелию удачи…
— А этот смешной, который по-русски говорил, хороший? — раздумывая, серьезно спросил Саша.
— Сама не знаю. Однако не выдал нас… — И, подняв ведро с картошкой, Рая поторопила детей: — Нам, пока еще не стемнело, костер разжечь надо…
Была ли какая-то связь между той встречей на картофельном поле и последующими событиями или нет — неизвестно, но только в ту же ночь жизнь Раи и ее детей неожиданно круто изменилась…
Мальчики уснули, устав от работы, холода, потрясенные тем, что дядю Савелия ищут с собаками. Для них он был не просто спасителем, но, что самое главное, он был партизаном. А партизан — это, как они понимали, самый главный и самый справедливый человек на свете.
Рая, успев засветло что-то постирать в ручье, спешила просушить вещи над еще тлевшими угольками костра. Чем бы ни была занята, какие бы мысли ни терзали ее, она ни на секунду не прекращала прислушиваться. Ей казалось, что даже когда спит она — не спят ее уши. Вот и сейчас, когда с дерева шлепнулась шишка в догоравшую золу. Рая вздрогнула, напряглась… Тишина… Перевела дух, снова растопырила на пальцах над ослабевающим теплом костра Гришуткины трусишки.
Тресь! Раздался явственный звук… Может, это зверь? Может, бродячая бесхозная скотина? Может, какой беглый человек наступил на сухую ветку? Но
Какая сила кинула ее от их подземного убежища? Откуда взялась нечеловеческая скорость, с какой бежала она от своих детей? Так в момент опасности, отвлекая врага от птенцов, уходят птицы от своих гнезд.
Рая бежала по оврагу в никуда… А за ней… Она слышала эту тяжелую мужскую поступь. Нет, это не Савелий… Он хромой… И зачем ему молча преследовать ее?.. Комком перехватило дыхание, ноги подкосились… Теряя сознание, она упала в уже осыпавшийся по осени колючий кустарник.
…Очнулась Рая от яркого света, бившего в глаза. Сквозь фетровый берет затылком ощутила корявый ствол дуба… Пучок света скользнул вниз, и она поняла, что укутана в офицерский кожаный плащ. Встрепенулась, пытаясь вырваться и снова бежать, бежать. Но крепкие мужские руки удержали ее ослабевшее тело.
— Рая, Рая!.. Не надо так… Я — не зверь… — Мужской голос звучал негромко, и Рая узнала его по акценту. Сразу вспомнилось: «Вы нарушили комендантский час»…
— Кто вы? — дрожащими губами спросила она.
Мужчина направил свет электрического фонарика на свое лицо. Да, это был тот офицер. В его голубых глазах, казалось, не было ничего угрожающего, но Раю опять начали терзать подозрения: зачем он преследует ее? Что знает про нее? Он протянул ей белоснежный, аккуратно сложенный носовой платок:
— Протрите, пожалуйста, свое лицо… Есть кровь…
Рая почувствовала на лбу, на щеках колющую боль и жжение — следы от падения в заросли шиповника.
Офицер осторожно сам приложил к ее лицу платок. Рая уловила незнакомый запах одеколона, непохожий на «Шипр», которым душился всегда ее Геннадий. И, вспомнив о муже, почувствовала стыд за свое, как она посчитала, предательство, за то, что рядом с ней другой мужчина. Она рывком отбросила руку офицера от своего лица.
Что кроется за этой галантностью преследователя? И чем кончится вся эта слежка и погоня за ней? Рая ничего не могла понять. В голове стучало одно: смерть… гетто…
— Надо говорить… — после казавшейся бесконечной паузы, раздумчиво, глядя куда-то в ночную черноту, произнес офицер.
— Говорите! — Неожиданно для себя Рая выкрикнула это слово так громко, что сама испугалась. Прозвучало это как «Стреляйте!»
— Рая, вы — еврейка…
— …
— Ваш муж полковник…
— Подполковник.
— Полковник! — Офицер подчеркнул это слово, точно давал понять, что он больше знает, чем она. Так Рая узнала, что, слава Богу, муж жив, к тому же повышен в чине, значит, воюет достойно.
— Ваш муж коммунист…
Рая откинула плащ, обхватила руками колени и, склонив к ним голову, сжалась в комок. Только бы не закричать… Глотая слезы, она умоляюще сказала:
— Во имя всего святого… не убивайте детей!.. — И жалобно застонала.