Судьба по-русски
Шрифт:
— Дывысь, як божевильный, — окрестила его поведение какая-то красавица с накрашенными сердечком губами…
Вскоре началась война. В боях Петра тяжело ранили… В госпитале пришлось отнять ногу… Обожженное тело обмотали бинтами… Оказался мой Петрусь вдалеке от линии фронта…
Однажды в их госпиталь пришли студентки эвакуированного с Украины института — давать концерт для раненых. Петро сидел впереди, опираясь на костыль.
Девичье трио запело: «На позицию девушка провожала бойца…» Вернее, пел дуэт — третья певица, светлоглазая, зеленоглазая, молчала… Она неотрывно вглядывалась в раненого, сидевшего в первом ряду. Вглядывалась в глаза,
Петро сидел съежившись — он боялся, что девушка узнает его, теперь искалеченного, никчемного, как ему казалось… Он решил выйти. Рывком поднялся, костыль скользнул по гладкому кафельному полу, упал… Шлепнулся обратно на стул и Петро…
Первой кинулась помочь ему светлоглазая. Наклонясь за костылем, она, сама того не заметив, оказалась на коленях перед Петром…
Песня оборвалась… послышались хлопки откидных сидений: это на задних рядах поднимались раненые — посмотреть, что там произошло в первом ряду…
— Видчипысь! — словно пароль, шепотом произнес Петро. То единственное слово, услышанное им однажды от незнакомой зеленоглазки еще до войны…
— Шура… — как отзыв на пароль выдохнула девушка, словно отвечая на вопрос, который задал ей Петро тогда, на трамвайном развороте…
Я был на их золотой свадьбе…
Емельян
По Всесоюзному радио я прочитал роман Вячеслава Шишкова «Емельян Пугачев». Конечно, не весь роман целиком, а отдельные, наиболее яркие, динамичные фрагменты, смонтированные в шесть передач, каждая по 30 минут. Разумеется, готовясь к этой работе, я серьезно изучил все содержание и фактуру литературного произведения. Яркость, самобытность характеров его героев, сочный, я бы сказал, ядреный язык буквально зажигали меня. Я с упоением переходил от текста автора к речи, образу самого Емельки («анпиратора» Петра III), к его живописным сподвижникам — яицким казакам. Так что за то время, что мы делали радиопередачи по роману Шишкова, Емельян Пугачев вошел в меня, я с ним как бы сроднился. У меня уже было свое видение этого персонажа.
И вот спустя три-четыре года прошел слух, что режиссер Алексей Салтыков приступает к постановке на «Мосфильме» картины об этом герое по сценарию Эдуарда Володарского.
Какое счастье достанется кому-то из актеров, думал я. В роли Пугачева — раздолье для фантазии, для выявления широкой амплитуды чувств, действий. Я не испытывал ни малейшей ревности к тем актерам, которые уже пробовались на эту роль. Хотя, конечно же, душа моя была глубоко «взрыхлена» и «размята» материалом пугачевщины, но я не допускал и мысли участвовать в пробных съемках — стар для этой роли, думал я. Одно дело радио — там голос, интонация… а на экране ведь еще и лицо, и пластика.
Да еще и молодцеватая езда на лошади… Куда мне с травмированным позвоночником… Одним словом, «и ня думай, и ня мысли…» Так я внушил себе — так и жил.
И вдруг однажды… Резко открылась дверь в класс, где я вел урок по мастерству актера со студентами ВГИКа, и второй режиссер будущего фильма Геннадий Морозов жестами стал умолять меня выйти в коридор… Там он и директор картины Юрий Носиков, перебивая друг друга, сообщили мне:
— Поздравляем!.. Вы утверждены без пробы на роль Пугачева.
— Съемки в Суздале, в Переславле-Залесском, в Белоруссии — в Смолевичах…
В
— Кого уже пробовали? — спросил я.
— Писателя Бориса Кулика и Владимира Высоцкого… Но их не утвердили…
Кулика я не знал, а Высоцкий, как мне казалось, кандидатура была весьма подходящая на роль… Но чего в кино не бывает? Сколько раз и меня не утверждали, не объясняя почему, а если и объясняли, то штампом: не вписываетесь в ансамбль, не соответствуете в смысле портретного сходства…
— Как к этому относится Салтыков?
— Он нас и послал. Ждет вашего согласия, — взволнованно сообщали режиссер и директор.
— Передайте Алексею Александровичу, что я подумаю…
Сутки я провел как в лихорадке. Мысли скакали: почему?
Салтыков, зная меня по работе с ним в «Сибирячке», не предложил мне пробу раньше? Какая связь между Матвеевым и Высоцким? Если наши темпераменты и похожи в чем-то, то в остальном — в возрасте, росте и манере актерского исполнения — мы совершенно разные.
И готов ли я, очертя голову, кидаться в море не только исторических, но и современных обстоятельств? Как отнесется к моей кандидатуре сценарист Володарский? Ведь я знаю себя: не могу работать, если нет веры в меня. Как говорится, «в неволе не размножаюсь».
И потом, думал я, если Салтыков поначалу хотел снимать Высоцкого — то почему именно его? Какими человеческими и актерскими качествами артист привлек его внимание? В этом заключено немало для понимания замысла режиссера о трактовке образа Пугачева. А писатель Борис Кулик? Он же не актер…
Здесь надо рассказать о том, какая непростая ситуация сложилась в киногруппе до того, как в моем классе во ВГИКе появились Геннадий Морозов и Юрий Носиков.
Режиссер Алексей Салтыков обладал удивительной способностью — он мог в толпе, среди людей на улице неожиданно увидеть тот типаж, который был ему нужен. Видимо, острый взгляд Салтыкова именно так «выхватил» Бориса Кулика — писатель показался режиссеру внешне таким, каким ему и представлялся Пугачев. Борис, казак из станицы Семиреченской, что на Дону, носил бороду, так что его и гримировать не надо было. И говорил он по-особому — со своеобразным казацким акцентом. Правда, Борису Кулику так и не довелось стать в фильме Емельяном Пугачевым — он сыграл небольшую роль другого, тоже колоритного героя, но во время работы над картиной оказался очень полезным в киногруппе: подбрасывал режиссеру и актерам казацкие речевые обороты, бытовые подсказки…
Пробы Высоцкого, Кулика полагалось показать на коллегии Госкино СССР. Но там не утвердили ни того, ни другого. Хотя у Высоцкого было немало сторонников, но оказалось и не меньше противников… Показывали пробы других актеров — снова не утвердили. Кто-то на коллегии предложил: «Не морочьте ни нам, ни себе головы — берите Матвеева и снимайте!» Тогда-то режиссер Салтыков и отправил ко мне своих помощников. И свалились они на меня — как снег на голову…
Естественно, я не мог знать о сложностях, даже интригах, связанных с выбором исполнителя главной роли в фильме «Емельян Пугачев», поскольку не только не интересовался этим, но даже и не думал о роли — понимал, что по возрасту не подхожу: мне было уже за 50, а Емельяну, по преданию, было 33–34 года. Но меня потом упрекали, что я «перешел дорогу» Высоцкому. Обидно, что он тоже в это, кажется, поверил…