Судьба Убийцы

Хобб Робин

– С тех пор, как ты вернулся в Клеррес, они плохо с тобой обращались, но я знаю, что ты не пожелал бы им такого. Как люди Клерреса спаслись? Что с твоими Белыми?

Он издал слабый звук.

– Я прожил долгую жизнь, Фитц Чивэл Видящий. На Аслевджале я видел падение владений Белой Женщины и радовался этому. Помнишь ведь, я внес свой вклад в сохранение жизни Айсфиру, пока он был заключен во льдах. Но Клеррес, здесь… да, они дурно со мной обращались, – он посмотрел на узор белых шрамов на своих руках и тыльной стороне ладоней. – Хуже, чем «дурно», – добавил он и поднял взгляд. – Так же, как твоя собственная семья обращалась с тобой, как я припоминаю из рассказов Любимого. Но ты ведь никогда не путал одного своего дядю с

другим, не правда ли? Когда я был ребенком, Клеррес (как давно это было!) являлся местом, где учились. Я любил библиотеки! Они рассказывали мне, кто я был! Там находились все сведения о деяниях Белых Пророков, что ушли из жизни до меня. Там были описания пережитых ими приключений в поисках их Изменяющих, но еще там были собрания знаний, летописи о древних королевствах, а также карты и истории далеких мест… Ты не можешь представить себе - что Пчелка разрушила своим пожаром. Я не виню ее, она не могла спорить с силами, которые сформировали ее и привели на этот путь. Но я оплакиваю то, что было потеряно.

– Также я оплакиваю Белых в их красивых маленьких коттеджах, которые теперь похоронены под обрушившимися стенами замка Клерреса. Некоторые были всего лишь детьми! Пусть их сны использовались для достижения эгоистичных целей, но ты не можешь винить их больше, чем я виню Пчелку за то, кем она стала. Так много их погибло. Так много.

Он замолчал, задохнувшись от переполнявших его эмоций. Я не ответил. Погибли невинные. Да. Но те, кто мучил и пытал Шута, те, кто выкрали и издевались над моей Пчелкой, – они тоже были мертвы, и я не мог об этом сожалеть.

– Итак. Четверо мертвы. Что теперь будет с тобой?

Он поднял глаза. Взгляд, который он на меня бросил, был предостерегающим.

– Трое мертвы. Капра выжила, – он изучал мое бесстрастное лицо. Мог ли он прочитать мои мысли? – Ты и твои драконы убили почти всех из нас. Я собрал семнадцать Белых. Некогда здесь было более двухсот Белых и частично Белых. Те, кто выжил, успокаиваются под руководством Капры. Она управляла ими в течение многих поколений. Она уже признала, что правление Четверых было недостатком. Теперь она станет Единственной и будет следить, чтобы наша цель оставалась чистой. Я говорил с ней, и она обещала, что мы вернемся к нашим старым порядкам. Я как раз отправился искать продовольствие для тех, кто остался, и увидел пеструю ворону. А когда я окликнул ее, и она подлетела ко мне, я понял, что лучше всего будет разыскать тебя. Отыскать, чтобы просить о милосердии для тех, кто остался. Отклонись со своего пути, отклонись хоть немного. Ради тех, кто находится под моей защитой.

Так вот зачем он пришел? Или он только сейчас понял мое намерение?

Я посмотрел вниз на пустые яичные скорлупки. Он думал купить меня этим?

– Я мог бы отравить тебя, – сказал он, и в его голосе прозвучало тихое торжество в ответ на мое молчание.

– Нет, ты бы этого не сделал. Все эти годы, когда ты воровал съестные припасы у Белой Женщины, ты никогда не пытался ее отравить. Я знаю, в тебе нет убийцы, Прилкоп. И ты должен радоваться этому.

– И это часть тебя, та часть, которую ты никогда не сможешь вырвать из своей души.

– Вероятно, так.

– Я принес тебе еду. Разве мы не можем сторговать ее на жизнь моих Белых?

Я молчал, взвешивая это. Он же принял мое молчание за отказ от его предложения и резко встал:

– Я не думаю, что мы когда-либо были настоящими друзьями, Фитц Чивэл Видящий.

Я тоже медленно поднялся на ноги.

– Мне жаль соглашаться с тобой, Прилкоп, ведь я отношусь к тебе с огромным уважением.

– И я в ответ отдаю тебе должное, – он отвесил мне особый поклон, тот, при котором одна нога сложно вытягивается позади другой. Это выглядело скорее жестким, чем изящным, и, подозреваю, стоило старику усилий. Я ответил ему официальным поклоном Баккипа.

И вот так мы расстались. Больше я никогда не видел Прилкопа.

Когда

солнце поднялось выше, я нашел укрытие в зарослях боярышника. Моим спутником была бутылка вина. После того, как я прикончил ее, я спал всю оставшуюся часть дня. Проснулся снова голодным, но в гораздо лучшем состоянии. Улучшилось даже мое зрение, и Ночной Волк заметил:

Ты видишь в темноте так, как я видел когда-то.

И так же, как когда-то, мы отправились на охоту вместе.

Если Прилкоп и предупредил Капру об опасности, она не прислушалась к нему. Возможно, он посчитал меня слишком слабым, чтобы немедленно броситься преследовать мою добычу. Возможно, он думал, что Капра хорошо защищена. Найти ее было легко. Незаметный, как призрак, я прошел через Клеррес, пока не отыскал большое каменное здание, улица перед которым была расчищена от обломков и на котором была начата кладка новой крыши. Капру охраняло несколько человек, но мне не пришлось убивать ни одного из них. Охраняемые двери и окна выходили на улицу, но я вошел со двора. Не издавая шума, своей серебряной рукой я потихоньку выбрал старый камень и известь, проделав собственный вход.

Каким-то образом они разыскали для нее прекрасную кровать. Высокие деревянные столбики поддерживали кружевные занавеси. Прежде чем убить, я разбудил ее. Хватка на горле заставила ее молчать, и я прошептал прямо в ее испуганные глаза:

– Ты умрешь за моего Любимого и за мою Пчелку.

Это было мое единственное потакание своей слабости. Я задушил ее своими серебряными руками. Мой Уит поведал мне о ее панике, о боли и ужасе. Но я убил ее, как кролика. Я не откладывал ее смерть, но смотрел в ее глаза до тех пор, пока она не умерла. Я поступил согласно ранним урокам Чейда. Я пришел, я убил, я ушел. И захватил с собой недоеденного ею цыпленка.

Цыпленок был изумительно вкусным.

Когда взошло солнце, я уже двигался параллельно дороге, ведущей от Клерреса.

Глава сорок первая. Путешествие Проказницы.

Я горевала по хорошей бумаге и красивым кожаным переплетам книг, подаренных мне отцом. Их больше не было. Ушли на дно, вместе с пожитками всех, кто служил на Совершенном. Я не жалела слов, написанных на тех страницах - дневник был написан ребенком, которого я едва могла вспомнить. Сны, записанные ею, больше не имеют значения - вехи на пути, которого больше нет. Те немногие, что еще могут воплотиться, сбудутся и без чернил, оставленных на бумаге.

Теперь я вижу другие сны, и Любимый заставляет меня записывать их. Мне не нравится называть его Любимым. Но когда я однажды назвала его Шутом, он вздрогнул, а капитан корабля посмотрел на меня так, словно я была груба. На людях я зову его Учителем, похоже, он не против. Не стану называть его Янтарь.

У меня больше нет книг, но Любимый дал мне листы бумаги, простое перо и черные чернила. Думаю, выпросил их у капитана Уинтроу.

Вот мой первый записанный сон. На старом дереве в цвету висит один прекрасный плод. Он падает на землю, катится прочь и раскалывается. Из него выходит женщина в серебряной короне.

Жаль, что я могу нарисовать это лишь черным на белой бумаге.

Он сказал мне, что будет читать сны, которые я запишу. Что это необходимо для того, чтобы он мог направлять меня. Напишу здесь то, что уже рассказала ему, чтобы он смог прочитать это еще раз. Я не позволю использовать мои сны для изменения мира. И, невзирая на его обещания моему отцу, я нахожу назойливым и грубым то, что он читает все, что я здесь написала.

Дневник Пчелки Видящей.