Судьба вампира
Шрифт:
Я долго мучился, искал ее. Шли годы, а я все пытался разглядеть ее в толпе.
В каком бы городе я ни находился, я надеялся на встречу с ней. Мой взор выхватывал из множества людей единственный, казалось бы, знакомый силуэт… Я подбегал к ней и… что я получал в ответ? Ожог треклятого сознания, самообман, безумный крик… А иногда рыдания.
Но боль, что приносили мне все эти поиски, не шла ни в какое сравнение с осознанием невосполнимости потери. Оно было невыносимым.
— Как грустно слышать подобное, — Тэо знал, что за чувства бушуют в душе у писателя. В один момент самоуничижительное
— Если бы не Анна, ты бы и не вспомнил о ней.
— До аварии я помнил все.
Тэо смотрел на него и понимал, что уже не испытывает к нему того уважения, что было вначале, когда он ценил его за стойкость и огромное желание остаться человеком. Теперь писатель вызывал у него жалость.
— Теперь мы знаем, что мои романы здесь ни при чем. Все дело в мести, праведной мести, — сказал Виктор Мурсия. — Но, веришь, нет, до сегодняшнего дня я даже не знал, что у меня есть дочь, — душа его плакала. Да, он почти стал вампиром. И это было по-настоящему ужасно. Но разве мог он винить свою дочь в том, что она пыталась отомстить ему? Пусть даже таким изощренным способом.
— Для того чтобы мстить, надо знать о своем происхождении. Думаешь, Анна знала о том, что она приемная дочь? Она ни разу не посещала приют. Поверь, если бы она знала, то навещала бы отца Анфема. Это не месть, — тень дерева, под которым стоял орнан, холодила. Ветер нещадно трепал черную гриву мудреца. Виктор вспомнил тот момент, когда впервые увидев Тэо, подумал, а не крашеные ли у него волосы — уж больно черными они были. Но потом понял, что данный цвет принадлежит ему от рождения, ибо там, где он родился, почти все имеют столь темный оттенок волос и смуглую кожу.
— Тогда что это?
— Не знаю. Возможно, просто совпадение. Может, Анна вовсе и не твоя дочь, — сказал орнан с надеждой.
— Нет, совпадения быть не может. Я слишком хорошо знал Лиз. То, что она не захотела называть мое имя, лишний раз доказывает это.
— Она боялась бросить тень на твою репутацию. Глупо. Тем самым она лишила дочь отца.
— Ты не смеешь осуждать ее, орнан!
— Когда мы разыщем Анну, все встанет на свои места, и многое прояснится.
Кто обратил ее в вампира. Как давно это было. Кого еще она знает из себе подобных.
Все эти вопросы найдут свои ответы. Поверь.
— А если она не захочет говорить? Если предпочтет смерть откровениям?
— Я надеюсь, она достаточно разумна, чтобы помочь нам. — Господи… не могу поверить… — Тебе придется это сделать.
— Знаешь, мудрец, что я сделаю? Я просто не буду препятствовать своей смерти! Вот и все. Я достаточно пожил на этом свете. Жаль, что мечты доехать до Ариголы и там закончить книгу так и не осуществились. — Каждому отмерен свой срок, путешественник. Твой срок еще не вышел.
— Откуда ты знаешь, черт бы тебя побрал? Ты все про всех знаешь! Но я не такой, как все! Понимаешь? Ты носишься со мной, спасаешь меня, поддерживаешь, но я до сих пор не могу понять, зачем?
— Пока есть шанс, надо бороться. Ты пережил столько мучений, прошел через многие испытания, пересилив
— К чему ты меня призываешь? К тому, чтобы я убил свою дочь?
Тэо не знал, что сказать. В ситуации, в которой оказался писатель, он никогда не был. Годы мучительных скитаний, бесплодных поисков и безжалостных сражений закалили его душу, и некоторые вещи он привык не воспринимать близко к сердцу. Он видел многое и был готов ко всему. Но поставить себя на место отца, который ради продления своей жизни убивает собственную дочь, пусть даже та и является вампиром, он не мог. По мнению орнана, любой родитель, не задумываясь ни секунды, отдал бы жизнь за свое чадо. Но любой ли?
Что молчишь, мудрец? — Виктор попытался поймать взгляд Тэо, желая прочесть в нем ответ. Когда орнан сказал писателю о своем желании уничтожить всех вампиров в городе, в голосе его звенел металл. И Виктор знал, что от своих слов он не отступится.
— Помнишь, ты как-то спросил меня, хочу ли я жить? — грустная усмешка стянула кожу на лице писателя. Казалось, она вот-вот хрустнет от напряжения, и трещины разойдутся по впалым щекам и гладкому лбу.
— Так вот, мой ответ поменялся. Больше жить я не хочу, — Тэо почувствовал, как в воздухе запахло отчаянием. Судьба, так жестоко поступившая с Виктором Мурсией, была несправедлива. И если бы в его силах было изменить ее, он бы, не задумываясь, сделал это.
— Ни вампиром, ни человеком жить не буду, — Виктор расправил сутулые плечи. — Приму смерть достойно, лежа на земле возле приюта, в который попала моя дочь по моей вине.
— Мужчины не должны менять своего решения. Иначе это уже не мужчины, — напомнил орнан писателю.
— Да, ты прав, но у меня уважительная причина. Я узнал, что у меня есть дочь.
Пауза, возникшая после его слов, была мучительной. Но Виктор сам нарушил ее, понимая, что орнану просто нечего на это ответить.
— Знаешь, раньше я думал, что смерть где-то далеко. И что мне жить еще долго-долго, прежде чем встретиться с ней лицом к лицу. А теперь…
Люди боятся умирать, — голос писателя стал тише. — Никому не хочется думать о том, что там, дальше, за темной пеленой — настоящий конец.
Я не боялся умирать. Боялся старости. Безвестности, нищеты, — горькая задумчивость стала выражением его лица. Она придала ему, исхудалому до невозможности, потрясающее сходство с каменным изваянием какого-нибудь древнего мыслителя, одинаково достоверно передающее и иронию, и скепсис, царящие в неприкаянной душе.
— Когда мне исполнилось тридцать, я был уверен, что вся жизнь еще впереди, и где они там мои пятьдесят?! За горами и не видно…
Но время шло быстро… Потом оно пошло еще быстрее. Когда стукнуло сорок, я по-прежнему нисколько не сомневался в том, что судьбой мне отмерено никак не меньше ста лет, и думать о старости слишком рано, и уж тем более готовиться к ней.
И вот, когда мне почти пятьдесят, и голова моя седа, как пепел, я думаю иначе.
— Теперь у меня есть выбор, и я могу стать бессмертным. Но именно тогда, когда у меня есть этот выбор, я принимаю решение вопреки. Решение, которое снимет грех с моей души.