Судьба. Книга 1
Шрифт:
— Пусть они околеют в стойле!
— Пусть им…
Жена арчина презрительно скривила губы и, удовлетворённая, хлопнула дверью кибитки. Сноха торопливо последовала за ней.
Лучшую дыню съедает шакал
Чтобы обмануть возможную погоню, похитители свернули с большака и гнали по бездорожью до тех пор, пока взмыленные кони начали спотыкаться. Тогда они поехали шагом.
Косясь на безжизненное тело девушки, Ковус спросил:
— Куда поедем, Аманмурад?
Косоглазый брат Бекмурад-бая понял вопрос, но счёл нужным притвориться непонимающим.
— Как
Он потрогал опухшее, в кровавых подтёках лицо, хищно оскалил зубы и тоже взглянул на неподвижную Узук, перекинутую через шею коня, словно длинный чувал с пшеницей. Ковус перехватил его взгляд, посмотрел на свою руку, где чернел след от ножа Огульнияз-эдже, выругался, пощупал шишку на голове — от чьей-то палки — и повторил:
— Я спрашиваю: к кому мы «её» повезём!
— Прямо к себе домой, — продолжал притворяться Аманмурад. — Если такое сокровище нашёл, можно никого не стесняться… А куда нам ещё ехать? Может, ты, Сапар, знаешь?
Третий всадник, тот, что подхватил Узук с земли, подъехал ближе.
— О чём вы спорите?
— Да вот Ковус сомневается, куда нам везти девушку, Я говорю, прямо домой надо ехать. А ты как думаешь?
Дуя на посиневшую от удара шеста кисть руки, Сапар пожал плечами и посмотрел на Ковуса,
— Смотрите сами. Я бы на твоём месте поостерёгся домой ехать. Сам знаешь, какой шум женщины поднимут…
— Вот и я об этом говорю, — поддержал Ковус. — А нам лишний шум ни к чему. Того, что мы наделали, вполне хватит.
Аманмурад дёрнул усом в кривой усмешке.
— Никакого шума не будет! Любой бабе шею сверну, если задумает скандалить… Со мной шутки плохи.
— Что верно, то верно, — неожиданно весело согласился Ковус. — Коль сел на верблюда, за седло не спрячешься… Можно и домой. В случае чего Аманмурад всегда добрую палку сыщет и сумеет скандалистку хлопнуть промеж лопаток, чтобы она задрыгала ногами, как мать нашей невесты… ха-ха-ха-ха…
Откинувшись на торока, Ковус захохотал. Сапар тоже засмеялся.
— Согласен, — сказал он сквозь смех, — до села Амандурды-бая от нашего — рукой подать. У нас крикнешь — у них отзывается. Разве тётушка, скандала которой мы опасаемся, не прибежит туда? Прибежит — коней расседлать не успеем! Она и так уже три дня на нас подозрительно посматривала… Словом, Аманмурад-джан, как ни вертись, а придётся тебе перед тётушкой Тачсолтан ответ держать. Никудз мы от неё не спрячемся, она, как добрая тазы [20] , всё вынюхает… хе-хе-хе…
20
Тазы — борзая охотничья собака.
Ковус прервал нервный смешок Сапара:
— Смеяться после будем… Надо дело решать, братья. Мы везём девушку из чужого аула. Что ты ни говори, а мы украли её — и дело это может обернуться скверно. Домой нам ехать не следует. Пусть село Амандурды-бая неподалёку от нашего, но везти девушку надо именно туда. Они — свои люди, род у них большой, сильный. В случае чего, они нам всегда помогут. И надо же как-то улаживать с похищением… Амандурды-бай или кто-то из его ближайших родичей нашими посредниками будут, будут мирить обе стороны, Только туда — и нечего спорить…
Между Амандурды
Сегодня она пришла с раннего утра. Разговаривая с хозяйкой, помогая ей по дому, она напряжённо прислушивалась, не раздастся ли конский топот, возвещающий благополучное окончание рискованного дела, которое вопреки обычаю затеял её муж.
Уже в летах, но представительная и удивительно сохранившаяся, жена Бекмурад-бая ходила в поношенном шёлковом кетени. Не потому, что муж был скуп. Тройные браслеты на руках и богатые украшения из монет, серебряных и золотых подвесок достаточно убедительно опровергли бы такое мнение. Просто она была рачительной хозяйкой, сама много работала по дому и считала, что нет необходимости пускать людям пыль в глаза, зря трепать в будни новую одежду. Бекмурад-бай уважал её за это и ещё за то, что она никогда не только не перечила ему, но и по мере сил своих помогала, даже если затеянное им дело было ей совсем не по душе. Вот и на этот раз она явно не одобряла похищения девушки, но муж решил — и как истинная мусульманка она делала всё, чтобы предприятие завершилось успехом. Бекмурад-бай тоже был истинным мусульманином и имел несколько жён. Но она знала, что её желание и её ласки для Бекмурада сильнее и дороже, чем всех остальных жён, вместе взятых. Включая даже ту, городскую Ханум, о которой муж всё ещё никак не решается рассказать ей — это тоже о чём-то говорит! Она не ревнует. Пророк разрешил правоверным иметь четыре жены — и не женщине спорить с мудростью пророка. Её дело — служить своему мужу.
Услышав во дворе конский топот, ржанье и голоса, она поспешно вышла из дому. Аманмурад, несколько растерянный, стоял посреди двора, не зная, что делать дальше. Его спутники тоже оглядывались по сторонам, и все разом обернулись на скрип двери. Лицо Аманмурада просветлело, он облегчённо вздохнул.
— Вот… примите, гельнедже… [21]
— Вы все в крови, как разбойники, идите умойтесь да головы перевяжите, чтоб люден не пугать, — сказала жена Бекмурад-бая, принимая на руки связанную Узук. От девушки пахло крепким конским потом и жёлтой дорожной пылью, тонкий едкий запах которой просачивался сквозь любые запахи. Женщина посмотрела на отёкшее от неудобного положения лицо девушки, ловко и сильно подняла её на руки, как маленького ребёнка, и понесла в кибитку. Догадливая хозяйка быстро разыскала кусок зелёного бархата, его набросили на голову Узук.
21
Гельнедже — тётушка, обращение к жене старшего брата.
Бедная девушка безучастно подчинялась всему, не пытаясь сделать ни малейшего движения. У неё отняли дом, родителей, отняли волю и счастье. Как стоптанную калошу, её бросили в угол, и она лежала, задыхаясь, под плотным бархатом, почти не понимая, что говорят снующие по комнате люди и чего они хотят — всё это было за порогом её сознания. Радостный день померк, его задавили свинцовые тучи, жизнь кончилась — и под набрякшими веками не было даже слёз: они каменно сгустились и застыли в неподвижном сердце.