Судьба
Шрифт:
Федор допил бутылку и бросил ее в снег… Он не помнил, когда приехал с лесом на прииск и что делал. Ему потом рассказывали, что, когда олени подвезли их к штабелям, Федор, вместо того чтобы сгружать лес, сидел, обнявшись, со своим спутником на нарте и пел. К ним подошел урядник Васька Тюменцев и поволок в участок.
Проснулся Федор утром в арестантской. Голова раскалывалась, тянула вниз, как берестяное ведро с водой, в горле пересохло. Его друг по несчастью бревном лежал на грязном полу. Потом пошевелился, шаря у себя за пазухой.
— У меня
Вскоре в арестантскую, гремя шашками, вошли два казака и повели задержанных в комнату станового. Там их ждал полицмейстер.
— За что попался? — спросил он у Федора.
— Не знаю.
Полицмейстер окинул Федора сердитым взглядом с головы до ног.
— Пошлите ко мне урядника! — распорядился он.
Вошел урядник Васька Тюменцев. Федору показалось, что он где-то видел эту красную откормленную физиономию с рыжей бородой и усами. Урядник стоял и ел глазами начальство, весь его вид как бы говорил: «Чего изволите?» Васька чем-то походил на оседланного мерина, готового принять на свой хребет седока. Так же, переминаясь с ноги на ногу, топтался на месте.
— Господин урядник, — с кривой улыбкой обратился полицмейстер к Ваське Тюменцеву. — Этот человек не знает, за что он попал в арестантскую. Помогите ему вспомнить.
Урядник вытянулся и рявкнул:
— Был пьян, ваше высокородие!
— Говори, откуда взял спирт? — уставился полицмейстер на Федора. — Ну?..
Федора бросило в пот. Лицо и уши запылали жаром, словно к ним поднесли раскаленные угли. Он покосился на того, из-за которого попал в беду, и увидел, что тот побелел от страха.
— Я вез лес и догнал вот его…
— Он был пьян? — перебил полицмейстер. — Ну чего замолчал? Пьян?..
Федор кивнул головой — «да», но сказал совершенно другое:
— Нет.
— Трезв?
— Ага…
— Значит, ты его напоил? У тебя был спирт?
— Нет.
— Ты что заладил: «нет, нет»?
— Мы спирт нашли… он нашел, — начал лгать Федор. — Под каменным Тумурахом олени испугались коряги и шарахнулись в сторону. Он свалился с нарты, в снег. Потом вскочил, догнал нарту. В руках у него была бутылка — подобрал в снегу. Открыли бутылку, понюхали — спирт. Мы, конечно, выпили его. Что было потом — не помню.
— Это ты нашел спирт? — спросил полицмейстер у другого арестанта.
— Так точно! — бодро ответил тот.
— Одну бутылку?
— Так точно. — В голосе его уже не было той уверенности.
— Вы ее выпили?
— До дна. Пустую бутылку бросили в снег, где была.
— А ту бутылку со спиртом, которую вчера нашли у тебя при аресте, где взял?
Арестант растерянно заморгал глазами. Лицо его покрылось белыми пятнами:
— Тоже, нашел… Вторую бутылку я не показал ему, для себя оставил. Виноват… Простите.
Полицмейстер укоризненно покачал головой и вздохнул. Потом встал, развел руками, опять сел:
— Если бы ты украл, припрятал золото, наконец, убил человека, — все это можно было бы понять и объяснить:
— Слушаюсь! — опять рявкнул урядник и, притоптывая на месте, велел казакам увести арестованного.
— Еще кто-нибудь есть? — спросил полицмейстер, не обращая внимания на Федора.
— Есть. Поймался на краже золота, ваше высокородие!
— Введите.
В комнату ввели невысокого тщедушного человека в овчинном полушубке. Давно небритое лицо его было худое и бледное.
— За что попался?
— Припрятал фунт золота.
— Украл золото!
— Никак нет, ваше… золото я добыл своими руками и припрятал. Хотел съездить в Бодайбо и закупить провианта для артели. Больно плохая у нас кормежка на прииске, совсем отощали. Раскаиваюсь. Больше этого не повторится. Помилуйте…
Полицмейстер вскочил как ужаленный. Лицо его побагровело:
— Если бы ты тайно торговал спиртом, кого-нибудь надул, наконец, убил человека, — все это можно было бы понять и объяснить: нужда заставила. Но ты припрятал золото, и нет тебе за это прощения! На десять суток в каталажку!
Когда и этого увели, полицмейстер с видом страшно уставшего человека опустился на стул и ворчливо спросил:
— Еще есть?
— Есть. Убийца… Убил человеке во время драки в седьмом бараке.
Убийцу привели трое казаков. Он был в кандалах, все лицо в ссадинах и кровоподтеках. Высокий, в плечах — косая сажень, кулаки величиной в пудовую гирю.
— За что попался?
— Ротьку порешил… нечаянно. Мы с ним боролись после ужина во дворе. Ротька-то хоть и верткий, но хлипкий. Схватил меня, гад, за ногу и свалил. Я стукнулся обо что-то твердое, всю морду раскровянил. А он, шельмец, отбежал в сторону и хохочет. Я, понятно, осердился, схватил его хребет руками и подбросил, а поймать не успел. Он возьми и брякнись наземь… Нечаянно убил, вашбродь… Вот вам крест!.. Сроду курицы не зарезал, крови боюсь… Смилуйтесь!.. Не погубите!..
— Смиловаться? — Полицмейстер развел руками, будто хотел сказать: «И рад бы, да не могу». — Если бы ты украл, припрятал золото, тайно торговал спиртом, — все это можно было бы понять и объяснить: нужда заставила. Но ты убил человека! Ни за что ни про что! Нет тебе прощения! В каталажку!..
Когда убийцу вывели, Федор осторожно напомнил о себе:
— Я могу идти?
Полицмейстер, который успел забыть о Федоре, грозно спросил:
— За что попался?
— Так вы ж у меня уже спрашивали.
— Врешь, болван!.. Ах это ты. Почему торчишь здесь? Господин урядник, прогоните в шею этого инородца. Пусть больше не попадается. Вы дайте ему понять. Да хорошенечко, чтобы запомнил!
— Запомнит, ваше высокородие!..
Урядник схватил Федора за шиворот и вывел за дверь. Ведя его по узкому длинному коридору к выходу, он спросил: