Судьба
Шрифт:
Лиза смотрела на всех пустыми ледяными глазами, в них была безысходность и обреченность. Когда ее организм пришел в норму, ее выписали домой. Мы с Лешей привезли ее ко мне. Врач сказал, что может быть домашняя обстановка, забота близких, вернет ее к жизни. Но ничего не изменилось. Она неделями просиживала в комнате, смотря в потолок. Она превращалась в тень. Угасала с каждой секундой. Я училась на психолога. Но знаешь, в те дни я поняла, что психолог из меня хреновый. Я ничем не могла ей помочь. Тогда я четко поняла, что никогда в жизни не буду работать психологом. Я просто не смогу выдержать людской боли.
Спустя месяц, я проснулась от нечеловеческого крика в соседней комнате. Когда я прибежала к ней, она кричала, билась в истерике, вгрызалась зубами в подушку. Как потом выяснилось, ей в первый раз приснился сон, который по сей день преследует
Все вроде налаживалось, пусть она не светилась от счастья, но работала, общалась с людьми. На кладбище она ни разу не была, объясняя это тем, что там их нет. Там чужие мертвые тела. Она их не знает. Она как будто отрицала саму смерть.
Так прошло несколько месяцев. Однажды она вот так просто пропала. Ее не было ни дома, ни на работе. На телефонные звонки не отвечала. Мы с Лешей сбились с ног: где только мы ее не искали. Нам даже и в голову не приходило, что она могла быть в своем доме. Когда мы туда приехали, дом сиял чистотой. Обнаружили мы ее в детской. Она сидела возле кроватки, что-то тихо напевала, поглаживая детское одеяльце. Все было почти так же, как сегодня. Неимоверная истерика, полное отрицание реальности. Нам пришлось вызвать скорую, мы ничего не могли с ней сделать. Она также забилась в угол, ужасно боялась нас, пока не приехали медики и не сделали ей этот чертов укол. На следующий день Елизавета ничего не помнила. Леша нашел ей хорошего психолога. Новицкий очень рекомендовал нам положить ее к нему в клинику. Мы боялись ее реакции, никак не могли ей это предложить. Но как ни странно, она согласилась. Вот так просто, без вопросов и споров. Собрала свои вещи и легла в клинику. Пробыла она там почти два месяца. Посещения были разрешены только два раза в неделю. Я уж не знаю, что там с ней делали, но, должна признать, Евгений Иванович - врач от Бога. Вышла Лиза оттуда совсем другим человеком. Вот такой, какой была до этого дня. Хотя дом она до сих пор отказывается продавать. На кладбище не ходила. Но, по сравнению с тем, что было, это - такие мелочи. Она отдалась работе, практически не вылезала из своего кафе. У нее была цель. Она продолжала их семейный бизнес. И знаешь, у нее все получалось: из маленького ничем не примечательного кафе выросло то, что есть сейчас.
Мужчин она вообще не замечала, их как будто не существовало. Все бесполые существа. Хотя поклонников было море: начиная от первого администратора кафе, которого она тут же уволила, как только он начал подкатывать к ней, заканчивая серьезными мужчинами. Один раз за ней таскался налоговый инспектор. Он специально устраивал ей разные проверки, лишь бы в очередной раз попускать свои слюни. – Ксения смеется сквозь слезы. – И знаешь, в один прекрасный день она не выдержала, открытым текстом послала его далеко и надолго. Ох, сколько тогда налоговых проблем перенесло ее кафе. Но к Елизавете не подкопаешься - у нее все чисто.
И вот однажды, не так давно, – девушка, наконец, отрывается от окна, пристально смотрит на меня.
– Я потащила ее в твой клуб. Хотя тогда мы не знали, что он - твой. Случилось чудо. Она впервые за три года отреагировала на мужчину. И как отреагировала! Я просто была поражена. Ты должен мне сказать спасибо. Это ведь я посоветовала ей связаться с тобой. Я такая дура. Если бы я знала, чем это обернется….
– Ксения замолкает. Смотрит мне в глаза. – Но, сегодня, не смотря на то, что она тебя не узнала, ты смог ее успокоить. Поверь, до этого такое было под силу только транквилизаторам или ее доктору. Может еще есть маленькая надежда, что она когда-нибудь отпустит до конца свое прошлое и заживет настоящим. – Я отворачиваюсь от девушки. Запрокидываю голову. Закрываю глаза. Я не достоин ее будущего. Ей нужен
– И, если ты посмеешь ее обидеть и заставишь страдать, я сама лично отрежу твои похотливые яйца и заставлю тебя их съесть! – неожиданно заявляет Ксения. Начинаю нервно смеяться. Черт, а мне нравится, что у Лизы есть такая подруга, которая не боится сказать мужику больше ее в два раза, что отрежет ему яйца. Ничего ей не отвечаю. Поднимаюсь на ноги. Мне нужно к моей девочке. Испытываю непреодолимую нужду обнять ее, почувствовать, отгородить от всего мира.
Елизавета
Просыпаюсь. Еще толком ничего не соображаю, но чувствую себя разбитой. Словно кто-то высосал все мои жизненные силы. Мое тело ватное, абсолютно пустое. Немного кружится голова, во рту сухость. Мои мышцы ноют. Это плохо. Это очень плохо. Поднимаю руку, закатываю рукав. Вот оно - синяк после укола. Мой мозг начинает лихорадочно работать. Пытаюсь вспомнить свой день. Мы были на открытии гостиницы. Встреча с Еленой, Роберт. Признание в любви, даже не пытаюсь сейчас осмыслить его слова. Гораздо важнее восстановить событие вчерашнего дня. Потом я легла спать. Но на мне был халат, я точно помню, как одевала в ванной халат. Но я в пижаме. Поворачиваю голову вправо. Рядом спит Роберт. Изучаю его лицо. У него такой усталый вид. На щеках легкая щетина. Его рука покоится на моем животе. Замечаю на тумбочке его телефон. День. Мне надо знать, какой сегодня день. Вчера была пятница, значит, сегодня должна быть суббота. Аккуратно поднимаюсь, чувствую тяжесть в голове. Осторожно тянусь за телефоном, чтобы не разбудить Роберта. Суббота. Суббота. Повторяю как мантру. Беру телефон, провожу по экрану. Воскресенье! Воскресенье! Нет. Нет. Не может быть. Этого просто не может быть. Ничего не помню. Ничего. Мне кажется, что моя голова сейчас взорвется. Медленно встаю с кровати. Нестерпимо хочется пить. Тихо выхожу из комнаты, прикрываю за собой дверь. Прохожу на кухню, замечаю там Ксению. Она варит кофе.
– Привет, – тихо говорю я. Подруга подпрыгивает на месте. Резко оборачивается.
– О боже, ты меня напугала, – вид, я вам скажу, у нее не очень, такое ощущение, что она очень мало спала или очень много вчера выпила. Открываю холодильник, беру бутылку воды. Быстро открываю крышку. Жадно пью большими глотками. Опустошаю почти полбутылки. Сажусь рядом с подругой на кухонный диван.
– Это опять случилось? – задаю вопрос, ответ на который я и так знаю. Ксюша молча кивает. Мне становится не по себе. Поднимаю голову, смотрю ей в глаза. – Насколько все было плохо?
– Почти так же, как прошлый раз, – Ксюша обреченно качает головой. Устало отпускаю тяжелую голову на стол. Подруга поглаживает мою руку.
– Ты звонила в клинику?
– Да, но Новицкого нет. Он улетел на какой-то семинар, - ты вообще ничего не помнишь?
– Нет. Ничего. Где Леша?
– Леха еще вчера утром улетел в Прагу. Но должен сегодня вернуться.
– Что? – Резко поднимаю голову, за что она мне мстит стреляющей болью. – Если Леша в Праге, тогда кто принес меня домой?! – я уже знаю ответ, но мне нужно подтверждение. Она ничего не говорит, виновато опускает глаза.
– Он все видел, да?! – Ксения качает головой, но в глаза мне не смотрит. Хватаю воздух, чтобы произнести хотя бы слово. Боже!
– Зачем? Зачем ты его туда привезла?! – дыхание замирает. Кажется, даже сердце прекращает свои удары.
– Лиза, я … - подруга замолкает.
– Что ты?! Кто дал тебе такое право?! Кто?! – в моей голове что-то щелкает, мутные картинки вчерашнего дня проносятся перед глазами. Я вижу черные обеспокоенные глаза, в которые я смотрю и боюсь их отпустить. Я помню леденящий холод. И теплые руки, прижимающие меня. Я ни черта не помню, ни то, как я оказалась в доме, ни то, что там делала. Зато помню его глаза. – Я помню, – зачем-то произношу вслух.