Судьбу свою наи?дешь
Шрифт:
Устроился у двери, прямо на полу. Ему не привыкать. Сидел, привалившись спиной к стене, смотрел в окно на звездное небо и думал. Заснуть Кощей даже не пытался, все равно бы не вышло. Впечатления, чувства. Все было так ярко, горячо. Переворачивалось в душе.
И не заметил, как все-таки уплыл в сон.
А утро, как это бывает, настало внезапно.
Только что прикрыл глаза, а разлепил – уже день вовсю. Сидел, привалившись к стене, и пытался понять, снится ему это или нет. Вроде небо ясное, солнце светит, а не холодный мертвенный
Шум донесся снизу и грохот. А потом девичий голос.
И у него улыбка расплылась по губам.
Потянулся, расправил плечи и… Когда попытался встать, осознал, что пока спал, весь занемел. Пришлось подниматься в несколько приемов, а потом он снял наконец с себя, казалось, уже приросший к телу панцирь и пошел умываться.
Во дворе замка был глубокий колодец с чистейшей ледяной водой, Кощей покрутил скрипучий ворот, поднял ведро и опрокинул его на себя.
– Брррррр! – фыркнул и тряхнул головой, разбрызгивая капли.
И оглянулся на горы кругом.
Его замок возвышался среди гор, и сам был словно гора. Но никаких стен или других защитных сооружений вокруг него не было. Дом Кощея прекрасно охраняло имя хозяина и страх, который он внушал своим врагам. Никто не смел туда забираться, так что стремление бессмертного к одиночеству и созерцанию было удовлетворено полностью. Во всяком случае, так было раньше.
А теперь ему хотелось звонкого девичьего смеха, детских голосов…
Тихонькое: «Ой! – сзади раздалось.
Мужчина поднял голову и обернулся.
***
С вечера Василиса не помнила, как уснула и как укладывалась в постель. И невольно покраснела, понимая, что это Кощей ее укладывал. А когда выбралась из комнаты, покраснела и смутилась еще больше. Он спал прямо на полу, привалившись к стене.
Ей он показался уставшим и осунувшимся, как будто потемнел с лица, а может, это из-за пробившейся щетины. Прядь волос свесилась на лоб. Мужчина, словно почувствовав ее взгляд, шевельнулся.
Василиса тут же убежала.
Работы внизу непочатый край. Чтобы эта каменная громадина приобрела жилой вид, там надо чистить и чистить. И еще она хотела приготовить ему завтрак.
Ну… Это было так…
Что? Ведьмочка аж подпрыгнула.
Откуда-то раздался ужасный скрип, а потом еще и еще. Она выглянула в окно да так и застыла. А потом пошла наружу.
Кощей был у колодца, только что умылся, а теперь стоял спиной и не видел ее. А она тихонечко ступала маленькими шажочками и не могла оторвать глаз от его мощной и стройной фигуры, таким он казался ей красивым. Волосы у него отросли, на шею спускались. Хотелось руку протянуть, коснуться мокрых прядей и бегущих по коже капель.
Только вот… Шрамы были у него на спине, старые, полустертые, их было много. Она тихонько ойкнула, а он обернулся. И тут Василиса увидела у него на груди вертикальный рубец. Совсем свежий, недавно заживший, алый.
И застыла, прикрыв рот пальцами.
– Что, не нравлюсь я тебе таким?
Голос вроде бы насмешливый, но мужчина смотрел пристально. Василиса вытаращилась на него, сначала хотела рассердиться. А потом вдруг поняла: да он же ревнует!
Состроила лукавую гримаску и проговорила:
– Ну, по сравнению с Ваней…
Кощей сглотнул, брови сошлись на переносице, взгляд сверкнул и потух.
Вот же… Как будто не годы жизни отдал, а последние мозги!
– Глупый ты, а не бессмертный! – рявкнула она, уперев руки в бока.
А потом добавила:
– Я всегда буду любить только тебя, даже если ты станешь старым и безобразным. И вообще. Иди завтракать.
Даже как-то день ярче стал, и солнышко краше.
Ну точно внучка Яги, подумал, глядя на нее, Кощей. Но как же ему это нравилось. Оглянулся кругом, ухвата (про который было наслышано все Навье царство) вроде бы поблизости не наблюдалось. Расправил плечи, хохотнул по-мужски и пошел вслед за ведьмочкой в замок.
На завтрак была каша, правда, без масла и молока, но тоже неплохо для начала. Они уже заканчивали, и вдруг в открытое окошко боком влетел ее сторожевой ворон.
– Ох, ты ж… – вскрикнула Василиса.
Ворон спикировал на стол и покатился кувырком, а потом, смешно вспархивая крыльями, заковылял к ведьмочке. Добрался, прикрыл глаза и притих.
– Да где ж ты был, – еле вымолвила она, глядя на уставшую птицу. – Рассказывай.
Она его уже несколько месяцев не видела, думала, улетел. А ворон приоткрыл глаз и жалобно проскрипел:
– Кррххх…
Как его бедного в горницу к лягушке не пускали. Несколько месяцев пытался пробиться, по заборам торчал да под окнами. Сколько раз его травили собаками и камнями в него кидали. А княгиня Кантемира напоследок чуть огнем не спалила.
– Ладно уж, иди ешь, – сказал Кощей, пододвигая птице тарелку с остатками каши.
Тот радостно каркнул и тут же начал стучать клювом по тарелке.
А эти двое замерли за столом.
Вот оно, имя-то, и прозвучало. И словно холод пронесся посреди теплого дня. Вспомнилось вчерашнее, страшное, поднялось из души все, о чем хотелось вообще никогда не думать и не знать. Василиса уставилась перед собой, непроизвольным жестом сжимая кулаки, и выдохнула:
– Зато я теперь свободна.
Ведь только сейчас, оглядываясь, понятно было, как они рисковали. Могло ведь сорваться. Могло…
Кощей перегнулся через стол и накрыл ее руку свой большой ладонью. Он ни о чем не спрашивал, просто дарил тепло. От его молчаливой поддержки у нее прибавилось сил.
И нет, она упрямо покачала головой. Ее не отравит обида. Жизнь слишком ценна, чтобы тратить ее на месть и злые дела. А всю горечь, что осталась в душе, надо один раз проговорить вслух и отпустить. Иначе – яд.