Судебные речи известных русских юристов
Шрифт:
Еще красивее улика с паромщиком; со слов его, паромщика Кадурина, о том, что Д. Чхотуа стоял долго на берегу,-- а может быть, он отыскивал глазами труп Нины,-- потом вымыл руки, а может быть, и голову, как это делают люди встревоженные, когда желают успокоиться и собрать мысли; затем, вероятно, увидев его, Кадурина, лежащим на пароме, пораженный пришедшей ему в голову мыслью, он стал с горячностью расспрашивать, не видел ли паромщик утопленника. В бессвязности этих действий, происходящих от внутренней тревоги лица, суд усматривает явное притворство, притворные поиски тела Н. Андреевской, о которой Д. Чхотуа известно было, что она не утонула. Что бы вы сказали, господа судьи, если бы родственник и ближайший наследник завещателя по закону стал доказывать недействительность завещания сумасшествием, а сумасшествие стал доказывать невозможностью, чтобы по духовному завещанию, он, наследник по закону, был бы устранен. Ясно, что здесь будет petito principii, верченье в беличьем колесе. Не то- ли самое и здесь?
Вопрос о притворстве есть вопрос чисто психологический о том, что А. знал, что чего-то нет, и несмотря на то, его искал. Если бы мы не знали по обстановке театрального представления, что мы присутствуем при воображаемых и симулированных действиях, то мы никак не могли бы решить, правду ли мы созерцаем
С уликами против Д. Чхотуа я кончил. Но есть еще другие подсудимые: брат Чхотуа, Габисония, Куридзе и Мгеладзе. Не явствует ли преступность, как каждого из них в отдельности, так и всех в совокупности, из улик, имеющихся против остальных подсудимых. Разберем эти улики, и прежде всего улики против Габисония. ;
У Н. Андреевской было три пары обуви: а) опорки, найденные у Куры, б) другие, которые она сняла, вернувшись вечером и раздеваясь, и в) которые были найдены Цинамзгваровым под кроватью П. Габисония. Относительно сапожек этих только из показания Цинамзгварова видно, что они были начищены, но не расследовано, какие были починенные и какие непочиненные, так как был сбит один каблук. Это расследование разрешило бы все спорные вопросы. Но именно в настоящем деле -- бездна праздных исследований, тогда как важные пункты оставлены без внимания.
Вот эти-то сапожки и задали работы следователю больше, чем мозольные кружки и брюки Д. Чхотуа. Как и когда они попали к П. Габисония? Это тайна между ним и Н. Андреевской. Ее не разрешили даже и показания матери, которые до того сбивчивы и противоречивы, что придется допустить: а) либо, что ее голова ослабела, б) либо, что показаний от нее добивались, пригоняя их к известному уже решению задачи. Так, 23 июля она показала, что Нина пошла вытряхивать пыль из платья. 28 июля она же показала, что Нина, уходя, сказала только слова: " Я скоро приду". Петру были отданы того же утра Ниной, без ее ведома, сапоги для починки. В показании, данном 5 ноября в Одессе, говорится: Нина сказала, что сходит в кухню за полусапожками, которые дала утром вычистись повару. Наконец, 29 ноября Варвара Андреевская показала, что она не знает, давала ли Нина в день убийства повару или кому-либо сапоги для починки. Сопоставьте эти показания. Два из них несомненно ложны и, по всей вероятности, самое ложное от 5 ноября, когда одряхлевшая мать в своем горе уверовала, что ее Нина мученица, что ее убили. Но это показание, очевидно, всего-то более и было на руку обвинению, как средство доказать, что, взяв сапожки для чистки утром, Габисония не возвратил их вечером, чтобы заставить барышню прийти в кухню, где ее ожидала засада. Все усилия были направлены к тому, чтобы доказать, что сапоги были даны для чистки, но не для починки, и, следовательно, к разрушению показания Габисония о том, как он отдавал сапоги, брал их назад, оставлял их у пурщика и т. д. Я не в состоянии разбирать всю эту длинную и, главное, бесполезную историю. Она, по-моему, разрешается очень просто тем, что не мог же Габисония рассчитывать, что барышня потребует чистые сапоги в десять часов ночи, потому что, во-первых, барышня никуда не собиралась; во-вторых, что барышня имела другие сапоги, которые скинула; наконец, в-третьих, барышни обыкновенно не ходят в кухню, а зовут людей, и как ни неохотно служила Андреевским чужая прислуга, а все-таки на зов эта прислуга должна была явиться. Я главным образом обращу внимание палаты на то употребление, какое суд сделал из обстоятельства о ботинках, столь же идущего к делу, как берлинский конгресс или события в Америке к улике виновности Габисония в убийстве. Габисония, значит, и теперь старается скрыть истину о сапожках, а если он старается скрывать, то для того только, чтобы отклонить подозрение, а кто старается отклонить подозрение -- тот уже виноват. Гораздо было бы прямее вместо всех этих логических хитросплетений, имеющих вид софизмов, поставить ребром вопрос, носил ли Габисония сапоги в починку, и разрешить его осмотром самих сапог. Но сапог-то и нет. За неимением же сапог, имеется записанное в протокол показание Ив. Сумбатова, говорившего, что он заметил башмаки под кроватью Габисония, что он рассматривал их -- башмаков теперь нет между вещественными доказательствами -- и что он заметил новую полосу на каблуке. Починка, по словам Сумбатова, была свежая, и потому он убедился, что Габисония говорит правду.
Вторая улика против Габисония заключается в том, что когда исчезла Н. Андреевская, когда исчезновение это огласилось и пришло даже много посторонних посетителей, в том числе Цинамзгваров, Сумбатов, Туманова и другие, то сходившие на площадку, глядя сверху вниз, видели на обрыве человека с обвязанной головой, кто говорит тряпкой, как, например, Варвара Андреевская, кто -- башлыком, и этот человек внимательно следил за наблюдателями, а когда его заметили, удалился в кухню. Человек этот оказался П. Габисония. Он говорил, что его трясла лихорадка. Его словам не хотели верить: он, дескать, притворяется больным. Наконец, и само странное его любопытство обличало его в преступлении. Говорили, что он притворяется больным, хотя в скорбном листе значится, что он страдал давнишней лихорадкой. Довольно взглянуть на этого исхудавшего человека, чтобы убедиться, насколько его жизнь сильно подточена сифилисом и кавказской болезнью. Говорят, что он интересовался розысками, и ставят это ему в вину. Но, господа судьи, ведь это делает Цинамзгваров, который лично не знал Андреевскую, а так заинтересовался сам, что и следствию-то доставил половину
Но венец всех улик -- в искусстве строить предположения, смелые до невозможности, более тонкие, нежели паутинная сеть, это царапина над правым соском у П. Габисония, открытая 14 августа, следовательно, через три недели спустя после происшествия, на таком месте тела, которое я отношу к секретным, потому что не только в высшем классе, но и в простонародии на Кавказе никто этого места не обнажает; даже у русского мужика оно спрятано под рубашкой, а у здешних -- под рубашкой, архалуком и черкеской. Исходя из слов доктора Маркарова, что ранка эта могла быть отнесена ко времени, когда совершено преступление, то есть к 22 июля, суд связал эти два факта и вывел заключение, что царапина могла быть причинена Габисония во время совершения убийства, но ставит между этими словами маленькую, ничтожную на вид частичку только: царапина только и может быть причинена Габисония при совершении убийства. Сказать это, значит вывести заключение не о возможности, а о достоверности, то есть, что Габисония при совершении убийства исцарапан. Позвольте мне этот замечательный образец логики пояснить примером: 12 октября 1877 г. много людей ранено за Дунаем, под Горным Дубняком. Я тоже, положим, к этому времени порезал себе руку. Рана по времени совпадает со сражением при Горном Дубняке, из чего я вправе составить предположение, что я мог быть ранен под Горным Дубняком, но, вставивши частичку только и утверждая, что я только мог быть ранен под Горным Дубняком, выйдет, следовательно, в результате, что я в самом деле ранен под Горным Дубняком, за что и могу претендовать на получение военного ордена Георгия четвертой степени. Но возвратимся к Габисония. Если он действительно изранен при убийстве Н. Андреевской, то как же рука ее туда попала и как на самых этих нежных руках не было следа того, что они рвали черкеску, верхнюю рубаху и добрались до самого соска. В скорбном листе записано, что есть ранки у Габисония также и на руке, на противоположной стороне голени, в двух местах две ранки. Я удивляюсь, как не отнесены они тоже к убийству и не приписаны руке Н. Андреевской. Все же эти улики, вместе взятые и уничтожающиеся при строгом анализе, доказывают только, как мало постигается у нас вообще, что такое улика в преступлении и как искусственный подбор как бы улик, псевдоулик, лишь бы их было много по счету, вполне достаточен для осуждения людей, хотя бы в их действиях не было ничего, имеющего какое бы то ни было отношение к преступлению, кроме их случайной близости по времени и месту к преступлению, еще не доказанному, но предполагаемому совершившимся.
За Габисония стояли в категории прислуги Зураб Коридзе и Иван Мгеладзе, оба умершие, оба подлежащие и упоминанию и разбору ныне с одной лишь стороны, не признались ли они в прямом и непосредственном участии в преступлении и не усиливает ли их участие подозрения, падающего на остальных. Иван Мгеладзе убил большую злющую, собаку и запер остальных. Если предположить, как должен был действовать суд, что оба эти действия совершены по приказанию Д. Чхотуа, то затем участие Мгеладзе, видимое и доказанное, сведется до нуля. Если, не получив приказания, он запер собак в сторожку, то и в таком случае я уже доказал, что это обстоятельство безразлично; кроме того, оно опровергается показаниями Тумановой, что собаки не были заперты.
О Зурабе Коридзе, появившемся первым после исчезновения Н. Андреевской, есть два совершенно противоположных обстоятельства в показаниях В. Андреевской, с которыми, по причине, уже рассмотренной, должно обходиться очень осторожно.
В показании от 25 июля В. Андреевская говорит: "Я стала звать Нину, потом позвала Зураба, Зураб крикнул "сейчас" и с полчаса не являлся; после чего явился и сказал, что раздевал Д. Чхотуа".
В показании 29 июля она говорит: "Через четверть часа, после ухода Нины, услыхав треск в коридоре, я крикнула Зураба, он ответил "сейчас" и пришел через полчаса, когда огарок уже догорал. Я приказала ему убрать огарок и принести свечку".
По показанию ее 9 ноября она говорит: "Я вышла в коридор, с удивлением увидела свечку на. полу у двери и услышала приближающиеся шаги из комнаты Д. Чхотуа. То был Зураб, шедший босиком".
Р_а_з_н_и_ц_ы малехонькие, но они существенны. Это обстоятельство о сапогах наводит на мысль, что сапоги были мокрые, когда барышню топили. К счастью, мокрых сапогов нигде в доме не оказалось, а простонародье, как во всем свете, так и здесь, любит ходить босиком; что же касается до места, где В. Андреевская встретилась с Зурабом, то его откровенное признание: "Я иду от Чхотуа",-- разом упрощало вопрос. Нет, нужно было, чтобы Зураб не сам сказал, что его накрыли возвращавшимся от Чхотуа, и вот почему во втором показании его заметили в коридоре.
Так или иначе Зураб мог раздевать Чхотуа, а так как против него нет никаких других данных, кроме вымученного признания средствами, которые осудил окружной суд, то я не сомневаюсь, что за полным отсутствием данных о мере участия Зураба Коридзе, вы, господа судьи, если бы его судили, то тотчас же и оправдали бы его.
Остается оправданный Николай Чхотуа, которого несчастье заключается в том, что он жил в доме Шарвашидзе и, по-видимому, спал в момент, когда Н. Андреевская пропала. Говорят, что в последнем слове он сказал: "Господин прокурор во всей своей речи обо мне не упомянул ни слова, что же мне после того говорить в мою защиту?". Свобода, которая выпала на долю Николая Чхотуа, оспорена апелляционным протестом товарища прокурора. Первый раз суд сказал: убийство совершено через домашних, но кем, нет никакой возможности выследить и указать прямо на одну какую-нибудь личность. Совершено с участием домашних, следовательно, нужно привлечь к суду всех домашних без изъятия. Если Д. Чхо.туа подговорил слуг, то тем более он должен был подговврить брата. При этом по последним показаниям В. Андреевской, Николай Чхотуа слишком скоро выскочил из комнаты, и к тому же одетый, на зов Варвары Андреевской, следовательно, он притворялся, следовательно, он знал и участвовал по предварительному с ними соглашению. Вся система доказательств состоит в ссылке на отвергнутые судом вымученные и купленные сознания Мгеладзе и Коридзе, которые я теперь обхожу, предоставляя их себе рассмотреть потом, когда, разобрав и установив историю происшествия, я перейду к истории возникновения сказок, легенд и иных фальсификаций происшествия.. Теперь я имею дело только с показаниями В. Андреевской, но прежде всего я должен повторить, что показания ее раздваиваются по некоторым интересным пунктам и что сторонам приходится либо выбирать любое, либо отвергнуть все, как противоречивые и не проверенные на суде, следовательно, заставляющие предположить либо о слабых умственных способностях, либо о внешнем давлении без всякой возможности восстановить ныне истину.