Судебный отчет по делу антисоветского право-троцкистского блока

Стариков Николай Викторович

Раковский.Во имя захвата власти.

Вышинский.И далее, в каких целях захват власти?

Раковский.Цели сводились, в основном, к ликвидации тех достижений, которые существуют в настоящий момент.

Вышинский.То есть, иначе говоря, к ликвидации социалистического строя?

Раковский.К возвращению, я не говорю открыто, капиталистического строя...

Вышинский.Открыто вы этого не скажете?

Раковский.Я хочу сказать, что в моем сознании не фигурировало это, как открытая,

как ясная цель, но в моем подсознании, я не могу не отдавать себе отчета, что я на это шел.

Вышинский.А задача заключалась в озверелой борьбе против социалистического государства, в целях захвата власти в интересах — в конце концов, каких же?

Раковский.Когда мы думали, что можно захватить власть и ее удержать и не передать фашистам, — это было безумие, это утопия.

Вышинский.Следовательно, если бы вам удалось захватить власть, то неизбежно она оказалась бы в руках фашистов?

Раковский.Эту оценку я абсолютно разделяю.

Вышинский.Значит, вы хотели захватить власть при помощи фашистов?

Раковский.При помощи фашистов. В конце концов власть оказалась бы в руках фашистских агрессоров.

Вышинский.И вы лично действовали в целях и интересах этого фашизма?

Раковский.Признаю.

Вышинский.Действовали методами шпионажа?

Раковский.Признаю.

Вышинский.Подготовки поражения СССР в предстоящей войне в случае нападения на СССР?

Раковский.Признаю.

Вышинский.Подготовки ослабления мощи и обороноспособности СССР методами вредительства, диверсии и террора?

Раковский.Признаю.

Вышинский.Это есть не только измена перед Советским государством, но и перед всем международным рабочим движением. В этом вы себя признаете виновным?

Раковский.Признаю.

ДОПРОС ПОДСУДИМОГО ЗЕЛЕНСКОГО

Председательствующий.Подсудимый Зеленский, вы подтверждаете показания, которые вы давали на предварительном следствии?

Зеленский.Да, я подтверждаю. Я должен коснуться в первую очередь самого тяжелого для меня преступления — это о своей работе в царской охранке. Я состоял агентом самарской охранки с 1911 по 1913 год.

Летом 1911 года у меня был произведен обыск. У меня были найдены кое-какие документы, изобличающие меня в принадлежности к социал-демократической организации. Я был доставлен в жандармское управление, допрошен полковником Бетипажем, который заявил мне следующее: либо они создадут для меня каторжный процесс, либо я должен стать информатором охранного отделения. Я смалодушничал и дал согласие на то, чтобы стать осведомителем.

При вербовке мне была дана кличка «Очкастый». Мне было предложено информировать о работе местной социал-демократической большевистской группы, о ее борьбе с ликвидаторами. В дальнейшем я регулярно получал деньги за эту предательскую работу — 25, 40, 50 и даже 100 рублей. Так продолжалось до февраля 1912 года.

Я давал сведения о работе большевиков в обществе взаимопомощи, клубе печатников, о работе

большевиков в обществе потребителей. Само собой разумеется, что я имел встречи на конспиративной квартире с жандармским офицером, фамилии которого я не знал, а называл его Василий Константинович. Я ему сообщал имена руководящих работников самарской организации. Я выдал ряд людей, которые были арестованы. Помимо работы по осведомлению, жандармы поручают мне и провокаторскую работу. Мне было дано поручение организовать типографию. Мне было поручено организовать при помощи квитанционных книжек сбор членских взносов с тем, чтобы там были печати, то есть мне было дано задание подготовить такой фактический материал, который при аресте организации послужил бы основанием для создания судебного процесса по 102-й статье и высылки людей на каторгу.

В феврале 1912 года я был арестован вместе с теми людьми, которых я выдал: Буянов, Благодарова, Левин, Вульфсон, Кучменко. Будучи арестован и заключен в самарскую тюрьму, я обратился к Бетипажу с заявлением о вызове меня на допрос, так как я желал узнать мотивы моего ареста. Бетипаж меня вызвал и заявил, что это сделано для того, чтобы предохранить меня — «для вас же лучше, что мы вас арестовали». В тюрьме я просидел 6 месяцев, после чего был выслан в Нарымский край. Перед отправкой ко мне в тюрьму явился тот же самый жандармский офицер, с которым у меня были свидания на конспиративной квартире, и потребовал, чтобы я из ссылки информировал о настроениях ссыльных.

Должен сказать, что, кроме непосредственной связи с жандармским офицером, охранка связала меня с другим агентом — провокатором Полонко, который доставлял часть той информации, которую я давал, то есть служил связующим звеном.

Обязав меня информировать из ссылки, жандармское управление сообщило мне конспиративный адрес для сношений, именно типографию Авербуха. Таким образом, уже в Нарымскую ссылку я пришел предателем рабочего движения.

Поскольку я скрывал свое преступление от партийных организаций и партийных людей, я пользовался их доверием, как член партии.

Вышинский.Не известно ли вам, интересовалось ли жандармское управление вами лично во время вашего ареста в 1912 году? Не запрашивало ли оно другие охранные учреждения о причинах ареста, что с вами случилось?

Зеленский.Не знаю, вероятно запрашивало. Это мне не известно.

Вышинский.В августе 1911 года или весной 1911 года, точных данных у меня нет, вы были подвергнуты обыску? И были завербованы?

Зеленский.Да.

Вышинский.До этого момента вы не были ни в какой связи с охранкой?

Зеленский.Нет.

Вышинский.А чем тогда объяснить, что 11 августа 1911 года был запрос начальника саратовского губернского жандармского управления по району о том, что «из полученных агентурным путем писем видно, что арестованный вами Зеленский весной или летом с/г будто бы был подвергнут вами обыску. Вследствие того, что сообщения об этом от вас не было, прошу сообщить, достоверно ли это, что послужило поводом к его обыску и какие результаты такового». Выходит, что начальник саратовского жандармского управления 11 августа 1911 года интересуется вашим делом специально. Чем это объяснить?