Судить буду я
Шрифт:
Цель вашего похода – узнать побольше фамилий врачей, человек десять – двенадцать, чтобы я вычислил тех, кто может иметь доступ к следственному изолятору. Я знаю, у Парсегяна зимой сильно болят ноги, жесточайший радикулит, в тюрьме он орал по ночам так, что его выводили без конвоя из камеры. А дальнейший план я расскажу вам, как только остановлю на ком-то из вашего списка свой выбор, – сказал, улыбаясь, Коста и поднялся, считая свой визит законченным. По глазам Миршаба он понял, что заронил в нем надежду на успех. Разогревая во дворе застывший мотор машины, гость добавил:
– А с Ферганцем проблем поменьше, он ведь по-прежнему лежит на третьем этаже, и окно его выходит в темный двор.
В первый же рабочий день Нового года, с утра, Салим Хасанович позвонил главному врачу медсанчасти
Собираясь в поликлинику, он заготовил на всякий случай небольшой, со спичечный коробок, диктофон, впрочем, записывающая аппаратура всегда находилась при нем, в верхнем кармане пиджака, и не раз оказывала неоценимую услугу. Помогла она ему неожиданно и на этот раз.
В проходной он получил уже выписанный пропуск, и вахтер пояснил, что кабинет главного врача находится на четвертом этаже. Как только он понял, что никто не будет его сопровождать, он уже догадался, что надо делать. В таком случае он вообще обойдется одним посещением, не понадобится даже трюк с забытыми анализами. Миршаб знал, что почки, как и все остальное, у него в порядке.
Он поднялся на лифте на третий этаж и, как бы отыскивая нужную дверь, прошелся по длинному коридору, вдоль кабинетов, на дверях которых были прибиты таблички с указанием специальности врача и его фамилии, имени, отчества. Шепотом он надиктовал на магнитофон не десять фамилий, как просил Коста, а восемнадцать, и еще двенадцать прибавилось на четвертом этаже. Выходило, что теперь и заходить к главному врачу не было нужды, но повеселевший Миршаб, подумав, решил все-таки заглянуть. Потом он не раз пытался осмыслить удачу, выпавшую случайно. Он чуть не повернул назад, увидев в приемной очередь, но что-то остановило его, и терпение вознаградилось сторицей. После краткой беседы и обмена традиционными восточными любезностями главный врач сам вызвался проводить высокого гостя на экспресс-анализ. Как только они вышли в длинный коридор, который Миршаб десять минут назад прошел из конца в конец, их остановил, извинившись, корректный офицер в форме пограничных войск и попросил подождать две минуты.
Салим Хасанович увидел, что из кабинета какого-то врача одновременно, словно в связке, вышли двое мужчин, один в военной форме, и они быстро направились к лифту в конце коридора, возле которого тоже стоял человек в погонах. Опытный глаз Миршаба сразу увидел, что человек в гражданском соединен одними наручниками с офицером – есть такая форма сопровождения для особо опасных преступников. Всегда хладнокровный Владыка ночи потерял дар речи: преступник, которого с такими предосторожностями сопровождали к лифту, был… Парсегян, Артем Беспалый.
Все длилось в какую-то минуту, и вряд ли кто обратил внимание на этот эпизод, но Салим Хасанович все время пребывал в шоке, ему хотелось ущипнуть себя – но он не ошибался, арестант с седой курчавой головой, без сомнения, был тем самым человеком, за которым он охотился. Проходя мимо кабинета, откуда вывели Парсегяна, Миршаб даже успел увидеть зубного врача, чья фамилия уже была записана среди прочих.
Наверное, следовало смолчать, но Салим Хасанович не выдержал и спросил у любезного главврача:
– У вас тут и подследственных лечат?
– Нет, это особый случай, да и пациент, честно говоря, не наш. Прокурор республики, говорят, спрятал его у нас, какой-то важный свидетель, берегут как зеницу ока. Четыре зуба у него разболелись не на шутку, сегодня первый визит.
Вечером того же дня, когда врач-стоматолог шагал с работы в сумерках по слабоосвещенным улицам к метро, вдруг его сзади окликнули из стоявшей у обочины машины:
– Ильяс Ахмедович, садитесь, я подвезу вас…
Стоянка для личных машин чекистов была во дворе КГБ, но туда имели доступ лишь высокие чины, остальные оставляли автомобили на свой страх и риск на улице, и зубного врача часто подвозили домой его пациенты, и всегда это выходило случайно. Приглашение было неожиданным и приятным: ехать в переполненном метро, а потом ждать на морозе еще автобус не доставляло
За спором, становившимся все острее и острее, Ильяс Ахмедович не заметил, сколько они проехали, как водитель сказал вдруг – все, приехали. И все дружно стали выходить, вышел и стоматолог. Машина стояла в глухом дворе, напротив сияющего огнями большого дома, а сзади закрывали гремящие железом ворота.
Ильяс Ахмедович на секунду растерялся, не понимая, почему они тут оказались, но тот, что был за рулем, весело, с улыбкой, бережно беря его под локоть, сказал:
– Не переживайте, доктор, будете дома не позже обычного, знаем, жены у всех ревнивые. Вот ребята захотели по рюмочке хорошего коньяка пропустить, говорят, на Новый год все запасы опустошили, а сейчас со спиртным, сами знаете, туго. А у меня завалялась бутылочка армянского… Прошу в дом…
От любезного голоса, спокойствия, дружелюбия, исходившего от хозяина дома, возникшая тревога вмиг пропала. Позже, анализируя ситуацию, он сделал для себя вывод, что все время находился словно под гипнозом этого обаятельного и властного человек?. Вошли в дом. И действительно, едва сели за стол, продолжая начатый в машине разговор, хозяин внес поднос с закусками и марочным коньяком «Двин». В салоне, в темноте, он не мог разглядеть лица собеседников, а сейчас в хорошо освещенной комнате они показались ему знакомыми и незнакомыми, впрочем, всех и не упомнишь, в иной день он принимает до двадцати человек. А хозяин дома вполне походил на молодых, энергичных руководителей с шестого этажа дома напротив облупившейся гипсовой статуи железного Феликса, так же уверен, спокоен, подчеркнуто культурен, с иголочки одет. Как только выпили по рюмочке, любезный хозяин дома глянул на часы и сказал, обращаясь к врачу:
– У нас к вам, Ильяс Ахмедович, очень большая просьба, а точнее, мы нуждаемся в вашей помощи…
– Слушаю вас, рад помочь, чем могу, – опять же ничего не подозревая, ответил стоматолог.
– У вас проходит курс лечения Артем Парсегян, и мы испытываем к нему интерес…
И только тут гость понял, что вляпался в какую-то историю, органы втягивают его в дело какого-то Парсегяна. Мелькнула мысль, что, возможно, его проверяют, ведь он знал, где и с кем работает. Как всякий советский человек испытывает невольный страх перед аббревиатурой «КГБ», ощущал его и Ильяс Ахмедович. Этот страх овладел им еще сильнее, когда он стал работать там в медсанчасти. Нет, он не мог сказать, что его запугивали, стращали, или он знал нечто ужасное и конкретное о делах в здании, занимавшем целый квартал Ташкента. Нет, неприятно было из-за некой атмосферы вокруг. Неестественность поведения отличала всех этих людей, десятками приходивших к нему ежедневно на прием. Вот отчего доктор вначале принял новых знакомых за людей из «большого дома», за своих пациентов. Но хозяин сразу поставил все на свои места.
– Доктор, мы не ваши пациенты, наши интересы не затрагивают КГБ, просто они случайно пересеклись. У вас прячут некоего Парсегяна…
– Я не знаю никакого Парсегяна! – почти истерично выкрикнул стоматолог.
Страх затуманил мозги, ему было наплевать и на какого-то Парсегяна, и на КГБ, и на государственные интересы, которые давно подавили его личные. Жаль было себя, детей, он понял, что влип в смертельную историю, нечто подобное ему рассказывали на беседах при приеме на работу. Но он действительно не знал никого по фамилии Парсегян, хотя армяне и работали в КГБ, сам хозяин ведомства еще недавно был армянин, числившийся среди приближенных Рашидова.