Судить буду я

Мир-Хайдаров Рауль Мирсаидович

Прилетел он в Милан утром из Гамбурга. Ташкент пока не имел прямого рейса на Италию, можно было через Москву, там есть прямой рейс, но он решил через Германию, этот маршрут он уже хорошо обкатал. В Германии он пробыл с семьей семнадцать часов, встречался с немецкими коллегами, которым привез первые отчеты о деятельности своего банка, результаты, для начала, впечатляли. Привез он и видеофильм о презентации банка, множество фотографий самого здания, его интерьера. Начало путеше­ствия оказалось не только приятным, но и полезным. В старом аэропорту Милана встречал их Анвар Абидович в сопровождении молодого человека, которого он представил как служащего банка.

Хлопковый Наполеон был в шикарном белом костюме и тонкой шелковой рубашке, которыми так славится сегодня Италия. Но несмотря на модную одежду, внимательному человеку бросилась бы в глаза его тюремная бледность, тон кожи, давно не знавшей хорошего питания, но Анвар Абидович чувствовал себя прекрасно, улыбался, держался с былым достоинством,

и вряд ли кто-нибудь мог представить, что он еще несколько дней назад ходил в арес­тантской робе. Особенно обрадовался он, когда увидел жену Шубарина, которую помнил еще по Бухаре, он никак не ожидал встретить ее тут, в Италии, видимо, она послужила лучшим напо­минанием о его прошлой жизни, ее тепле, уюте, что на глазах у него невольно навернулись слезы. Но он быстро взял себя в руки. Забегая вперед, скажем, что всякий раз, в компании, на прогулке, а гуляли они порою до глубокой ночи, Анвар Абидович старался быть рядом с женой Шубарина, видимо, женские рассказы о жизни на свободе, в Узбекистане давали его уставшей душе куда больше, чем все газеты вместе взятые и лаконичные ответы не склонного к сантиментам Артура Александровича.

Всех гостей, приехавших на юбилей, расселили в одном отеле, название которого он знал еще до отъезда. Пятиэтажный старин­ный особняк, видимо, неоднократно перестраивавшийся и вобрав­ший в себя разные стили и эпохи, в виде буквы «П», с большим внутренним двором-патио, на испанский манер, и по-узбекски уви­тый от жары виноградом и чайными розами, даже вблизи не походил на гостиницу, а скорее на правительственную резиденцию. Респектабельный район, незагруженная сумасшедшим движением улица, тишина, не свойственная городскому кварталу, хорошо вышколенная обслуга, встречавшая у подъезда каждую машину. Шубарин приехал одним из первых, и в холле его приветствовали руководители банка. Получая ключи от своих апартаментов, Шу­барин увидел в просторном вестибюле за стойкой бара парня, обвешанного фотоаппаратами, чья прическа показалась ему знако­мой. Когда тот слегка развернулся, он узнал Стрельцова. Вчера, в аэропорту Гамбурга, он потерял его из виду, и вот человек, к которому он мог обратиться в крайнем случае, находился рядом. Где же он поселился? Здесь или где-нибудь поблизости? – подумал Артур Александрович, но его тут же отвлекли, и мысль повисла как бы в воздухе. Но зато вспомнился почему-то Сенатор, повстре­чавшийся ему в международном аэропорту Ташкента, когда пассажиров гамбургского рейса как раз пригласили в таможенный зал на досмотр. Сенатор прилетел в Ташкент с ханом Акмалем тоже международным рейсом Москва-Дели, делавшим остановку в узбекской столице. Как он объяснил, на обычный рейс мест не оказалось, а оставаться в Москве даже лишний час хан Акмаль не пожелал, пришлось раскошелиться валютой.

Хана Акмаля, оказывается, встречала огромная толпа родствен­ников, друзей, земляков. Несмотря на строгости международного аэропорта, толпа прорвалась к трапу самолета и даже приволокла жертвенного барана, черного, крутолобого каракучхара с огром­ным курдюком, ему и перерезали горло на летном поле, в честь возвращения хана Акмаля на родину. Сценарий встречи, как понял Шубарин, был давно и тщательно разработан. Сенатор объяснил, что ему сказали, что Артур Александрович с семьей отбывает из этого же аэропорта в Италию на какое-то торжество, поэтому он оставил хана Акмаля наедине со встречающими и примчался, чтобы пожелать удачной дороги, – все мило, тактично, как и при­нято на Востоке. Но Сенатору же хотелось узнать одно – надолго ли отбывает за границу банкир? Недельный срок, конечно, мало устраивал его, но это лучше, чем завтра же отвечать на объявлен­ный ультиматум. Но Сенатору повезло куда больше, чем он рассчитывал. Когда он помог донести чемоданы чете Шубариных до зала таможенного контроля и, распрощавшись с ними, поспешил на первый этаж, откуда до сих пор доносился шум от бурной встречи хана Акмаля, он увидел в углу зала ожидания мужчину, чье лицо показалось ему знакомым. Как только он на бегу попы­тался вглядеться в него внимательнее, почувствовал, что тот наме­ренно отвернулся в сторону окна. Тогда его неожиданно охватило любопытство, и он, спустившись на первый этаж, пересек зал и вновь поднялся на второй, но уже с той стороны, где находился заинтересовавший его человек. Успев подняться на три четверти лестницы, он увидел, как тот мужчина быстро встал и двинулся в зону таможенного контроля, куда недавно он проводил Шубарина с женой. Сомнения развеялись: он, конечно, знал этого молодо­го человека и даже помнил его фамилию – Стрельцов, Стрельцов Сергей Юрьевич. В ту пору, когда он работал заведующим отде­лом административных органов ЦК компартии Узбекистана и ку­рировал КГБ, он не раз встречался с ним на Ленинградской, а еще больше слышал о нем как об очень талантливом офицере, которо­му поручались самые ответственные и деликатные задания. Его часто использовала Москва, когда нужен был человек для особо важной заграничной операции, не засветившийся в столице, и для чужих, и для своих.

Конечно, у Стрельцова не было повода бросаться ему в объятия, но и демонстративно прятаться нет причин, он ведь знает специфи­ку его службы, и никогда бы не сказал прилюдно – здравствуйте, товарищ Стрельцов! – или что-то в этом роде. Хотя гудевший внизу, у его ног, зал не давал ему сосредоточиться. Сенатор вдруг отрешился от всего,

как бы отключил все звуки вокруг. Он мог в особо опасные минуты сконцентрировать внимание и волю в кулак, в такие минуты что-то скорпионье виделось в его лице, не зря он родился под этим знаком Зодиака. Он пытался вернуть в памяти прошедшие двадцать минут, когда узнал, что Шубарин отбывает в Милан, и поспешил на второй этаж. Шаг за шагом он восстанавливал сцены, словно привычно отматывал ленту на ви­деокассете, чтобы внимательнее вглядеться в нужный кадр. Хотя за двадцать минут прошло не так много событий, чтобы было за что зацепиться, он продолжал упорно искать, совсем забыв о хане Акмале, о людях, его встречавших, понимая, что надо вернуться в холл, пробиться к нему, чтобы все видели, запомнили, с кем он стоит в обнимку. Но что-то удерживало его на лестнице, подсказы­вало: ищи! ищи! – а он всегда доверял своему чутью. И вдруг вспомнил, вспомнил – не видение, а ощущение. Когда он говорил с Шубариным и его женой, то чувствовал на себе затылком чей-то упорный взгляд, словно кто-то хотел развернуть его к себе лицом, и он обернулся машинально. Вот тогда-то он и заметил стриженый затылок успевшего повернуться к нему спиной мужчины, и в глаза ему бросилась новомодная, еще не прижившаяся в Ташкенте, стрижка. Значит, Стрельцов хотел знать, с кем разговаривает Шубарин? – появился первый вопрос. Да, да, только Шубарин – подтвердил он свою догадку, ибо о его возвращении КГБ еще не могло знать: решение лететь рейсом Москва-Дели пришло случайно, в последний момент, в аэропорту, и домой, В Ташкент, чтобы встречали, позвонить не успели, и сделали это за них московские адвокаты. Впрочем, интересуйся Стрельцов им кон­кретно, не отбыл бы он тут же прямым рейсом на Гамбург. А не спелся ли Японец и с КГБ, ведь Ферганец ходит на Ленинградскую как к себе домой и оттуда набрал целый отдел по борьбе с ор­ганизованной преступностью?

Спокойно, спокойно – не может так просто выпасть большая удача, решил он и поспешил вниз, в холл международного аэро­порта. Откуда-то появились богато накрытые столы, куда бес­прерывно подавали роскошный коньяк «Узбекистан» и золотое шампанское, уже то и дело вспыхивали блицы появившихся не­весть откуда репортеров. Вот этот миг упускать не следовало, и он, бесцеремонно растолкав окружающих хана Акмаля, встал с ним рядом. Арипов, опьяненный не только помпезной встречей, но и полными бокалами коньяка, по-братски обнял его и, понимая, что их снимают журналисты и телевизионщики, поворачивался вместе с Сенатором в разные стороны. В аэропорту торжества продолжались больше часа, и когда кавалькада машин направи­лась в центр города, к гостинице «Узбекистан», где хану Акмалю и его родственникам зарезервировали целый этаж. Сенатор отвел в сторону Миршаба и сказал:

– Давай, поднимемся в зал отлетающих, дело есть.

Несмотря на шум-гам внизу, Сенатор слышал о том, что само­лет на Гамбург поднялся в воздух. В зале регистрации Миршаб предъявил свое служебное удостоверение дежурной, а Сенатор спросил:

– Извините, мы опоздали к рейсу и не знаем, улетел ли в Гам­бург наш друг Стрельцов Сергей Юрьевич?

– Сейчас, одну минуту, – ответила девушка, раньше работав­шая в депутатской комнате и знавшая в лицо обоих мужчин. – Да, не беспокойтесь, улетел. Но он в Гамбурге делает только пересад­ку, а место в Милан мы ему тоже забронировали.

Миршаб, ничего не понимая, стоял рядом.

– Значит, предчувствие меня не обмануло. Какой я молодец! – воскликнул Сенатор, как только они вышли из здания аэропор­та.

– Да объясни ты толком, что произошло? Бросил хана Акмаля, выясняешь – улетел, не улетел какой-то Стрельцов, – спросил раздраженный Миршаб.

Сенатор повернул к нему возбужденное лицо и, не замечая недовольства своего приятеля, ответил:

– Ты даже не представляешь, как нам повезло, если я не ошибаюсь. Помнишь, когда Газанфар сообщил нам, что Камалов помог Шубарину освободить американского гостя, мы оба, не сговариваясь, подумали – а не спелся ли за нашей спиной Японец с Ферганцем? Развивая эту тему, можно утверждать, если спелся с прокурором, то спелся и с КГБ, о связях, влиянии Камалова на нынешних руководителей службы безопасности республики знает каждый. Логично?

– Вполне, – подтвердил ничего не понимающий Миршаб.

– Я не знаю, что могло бы послужить причиной их единения, но Шубарин со своей гипертрофированной порядочностью всегда хо­тел жить по закону и по совести. – Я не раз слышал это от него сам. Вот сегодня Шубарин неизвестно почему вылетел в Италию, на юбилей какого-то банка, словно у него здесь дел мало. Опять же я чувствую, что за этой поездкой что-то кроется. Не исключено, что визит в Европу имеет какое-то отношение к Талибу. Если это так, то через вора в законе, через уголовку, как обычно, мы решим все свои проблемы.

– Не понял. Каким образом? – опять удивился Миршаб.

– Дело в том, что Стрельцов Сергей Юрьевич, о котором мы наводили справки, служил в бывшем КГБ, и я его хорошо знал. Его, на моей памяти, никогда по мелочам не использовали, а се­годня они вместе вылетели в Гамбург одним рейсом, дальше Шубарин летит в Милан, кэгэбешник туда же. Наверняка он едет подстраховать его по какому-то делу.

Тут Миршаб откровенно захохотал.

– Тоже мне Шерлок Холмс! А не думаешь ли ты, что бывшее КГБ само пасет Шубарина за какие-то грехи? Вон ведь на презен­тацию сколько иностранцев подвалило, а может, кто из них связан с ЦРУ, ФБР или с «Моссад», или с тем, с кем Штирлиц воевал?