Судить буду я

Мир-Хайдаров Рауль Мирсаидович

В день отъезда он долго плескался в овальной ванне из розового мрамора, больше похожей на мини-бассейн, подводил итоги и от­метил, что обе цели, поставленные им дома, слишком велики и значительны, чтобы реализоваться с первого захода, эта мысль несколько успокоила его, теперь он точно знал, что партийные деньги есть и их немало.

Из-за непредвиденной задержки в Дюссельдорфе Шубарин вер­нулся в Ташкент чуть позже, чем планировал. Самолет прилетел глубокой ночью, но утром он уже был в банке. Он часто звонил из Италии на работу и знал, какие дела ждут дома, многие из них требовали его личного участия. Первым делом он проверил авто­ответчик своего телефона и убедился, что уже три дня подряд названивает ему незнакомец, с которым они договорились встре­титься сразу по возвращении. Значит, клиент из Германии прибыл, довольно потирая руки, улыбнулся Шубарин, уж очень он желал форсировать хоть эту операцию с деньгами преступного мира. Во второй половине дня он

хотел созвониться с Камаловым и до­говориться о встрече, чтобы информировать его о поездке, и но­вость о том, что люди Талиба прибыли из Германии, оказалась бы кстати.

Незадолго до обеда у него раздался телефонный звонок. Звонил тот самый человек, встречи с которым он так жаждал. Незнакомец приветствовал с возвращением домой, расспросил о поездке, поин­тересовался, какие из банкирских домов Европы были на торжествах, чем подтвердил, что банковское дело ему не чуждо и он знает, что творится в финансовом мире не только у нас, но и за кордо­ном. Затем он плавно перешел к делу и сказал, что звонит четвер­тый день подряд, что человек из Германии прибыл к назначенному сроку и очень нервничает, ибо завтра он позарез должен быть в Гамбурге.

– Ну мы сегодня и решим все дела, а на Гамбург у нас теперь ежедневный рейс, – успокоил Артур Александрович. На другом конце провода предложили:

– Прекрасно. Сейчас приближается время обеденного перерыва. Не возражаете, если мы встретимся и пообедаем в «Лидо», на вашей территории, говорят, этот ресторан принадлежит вам. Заод­но и гостя обрадуем, он в восторге от узбекской кухни и счастлив, что мы вытащили его в Ташкент, а не в Милан, как я предлагал. Если вас устроит время и место, мы через час встречаемся в «Ли­до», – заключил вдруг незнакомец, несколько убаюкав внимание Шубарина. От неожиданности Артур Александрович только и на­шелся, что спросить:

– А сколько вас будет?

– Трое. Но вы с собой можете захватить кого хотите, мы не ограничиваем вашу свиту, доверяем вам.

– Нет, я буду один, – ответил он и откладывать, переносить встречу не стал: и немец спешил домой, да и к Камалову хотелось прийти с реальным результатом.

Отдав кое-какие распоряжения по банку, подписав бумаги, он позвонил прокурору, чтобы сообщить, что прибыл и что через час встречается с Талибом и его людьми в ресторане «Лидо», но Ферганца на месте не оказалось. На встречу он решил ехать с Коста, но когда попросил вызвать его наверх, того тоже не было на месте, поехал в аэропорт добывать авиабензин, «Мазерати» требовала топлива высокого качества. Предупредив людей на входе, чтобы Коста, как только появится, подъехал к «Лидо», Артур Александрович отправился на «Мазерати» на встречу.

В «Лидо» он не был больше года, в последний раз отмечал тут свой день рождения перед отъездом на стажировку в Германию. Собираясь в ресторан, он решил сообщить Наргиз и Икраму Махмудовичу, что намерен уступить им свой пай в «Лидо», чтобы они стали полновластными хозяевами престижного заведения. На территории ресторана он заметил изменения – появилась плат­ная, хорошо оборудованная автостоянка, наверняка, как и большинство их в Ташкенте, контролируемая мафией. Артур Александ­рович не стал въезжать во двор, а оставил «Мазерати» на стоянке. Швейцар на входе не был знаком Шубарину, не был знаком ему и новый метрдотель, любезно встретивший его у лестницы. Как стремительно все меняется, подумал Артур Александрович, от­мечая и новый интерьер, и новые занавески, а главное – новых людей, сновавших взад и вперед и не признававших его. Когда он поднялся на второй этаж, его уже поджидал Талиб в золотистом дакроновом костюме, при бабочке, в белых штиблетах – ну прямо эстрадная звезда. Он любезно поздоровался с Артуром Александ­ровичем, по восточному ритуалу расспросил о житье-бытье и ши­роким жестом показал в сторону закрытой кабины, где их ждали.

Шубарин, сказав, что подойдет туда минут через пять, направил­ся в кабинет Наргиз, надеясь встретить там и Икрама Махмудовича, с которым некогда начинал в Лас-Вегасе. Но никого из них он не нашел. В приемной исправно работал огромный телевизор «Шарп», его подарок на день рождения Наргиз, новая секретарша тоже на знала его, и он не стал ей представляться, почему-то пришла в голову неожиданная поэтическая строка:

Я никому здесь не знаком,

А те, что помнили, давно забыли.

В кабинете за щедро накрытым столом Артура Александровича дожидались трое мужчин: Талиба он знал в лицо, полноватого, лысеющего блондина лет тридцати пяти он отгадал по голосу, а третий, высокий, накачанный парень, смахивающий на отставно­го регбиста, выходит, был немцем. Талиб представил обоих: чело­век, говоривший с ним по телефону, назвался Станиславом, а не­мец – Юрой, и объяснил, что восемь лет назад эмигрировал из Актюбинска, судя по небольшой наколке между большим и указательным пальцами, в молодости он имел судимость за хулиганст­во. Разлили шампанское и выпили за знакомство и начало делово­го сотрудничества. Закусывая, стали обговаривать условия сделки, и опять, как в Милане, на Артура

Александровича посыпался шквал вопросов, задаваемых прежде всего лысеющим блондином Станиславом. Время от времени вставлял свой вопрос и немец Юра, он тоже владел ситуацией, но почему-то намеренно уступал инициативу толстяку, молчал лишь Талиб. Шубарин еще тогда, при первой встрече на стадионе в Мюнхене, понял, что тот всего лишь связной и представляет уголовный мир в чистом виде.

В этой кабине, с окном, выходящим во двор, Артур Александ­рович сиживал не раз, особенно любил ее Сенатор, ее и называли прежде сухробовской, ведал ли об этом Талиб или он избрал ее случайно? – мелькнула почему-то вдруг мысль и тут же прошла. Немец задал главный вопрос – он касался процента за отмывание. После поездки в Милан, где Шубарин окольными путями и из судебных хроник узнал цену таких сделок в Европе, он решил не уступать, потому сказал твердо – треть суммы. Как тут взвились его сотрапезники! Даже долго молчавший Талиб заговорил, види­мо, они низким процентом хотели привлечь капиталы преступного мира в Азию, после некоторых препирательств и взаимных усту­пок сошлись на четверти. Да и четверть от суммы, которую Юра-немец обещал перевести через три дня, была огромной. Тол­стяк не удержался, достал карманный калькулятор, тут же под­считал. Цифра в свободно конвертируемой валюте впечатляла, даже не перемноженная на дикий курс обесценивающегося рубля. Артур Александрович увидел, как жадно блеснули и забегали вороватые глазки Талиба, наверное, он подумал, как выгодно иметь банк – раз-два, и миллионы, он получал наглядный урок, как делаются деньги.

Но Талиба в этот момент волновало совсем другое. Юра-немец предложил открыть еще одну бутылку шампанского, чтобы об­мыть главный пункт соглашения, и в этот момент в кабину не­слышно вошел официант с подносом, на котором стоял обыкно­венный сифон для газированной воды, работающий под давлени­ем. Встав за спиной Талиба, он склонил сифон над его стаканом, как вдруг могучая струя нервно-паралитического газа ударила в лицо Артура Александровича, сидевшего за столом прямо напро­тив, и он, не успев вскрикнуть, тихо сполз со стула на мягкий ворс ковра. Откуда-то появилось большое покрывало, и сотрапезники в мгновение ока закатали в него банкира, обвязав припасенными альпинистскими веревками, уже использованными во время пос­леднего покушения на прокурора Камалова. Аккуратно спустили его в распахнутое окно, прямо на высокую крышу японского джипа «Ниссан патруль», оттуда другие люди тотчас перенесли его в са­лон, и машина рванула в сторону Луначарского шоссе, на днях переименованного в улицу Тамерлана.

Газанфар Рустамов в последнее время сильно разочаровался в своей работе в прокуратуре республики: надоели вечные неуют­ные командировки, бунты и побеги из тюрем, каждая поездка в зону становилась рискованной. Исчез весомый приварок за рабо­ту «почтальоном», теперь и в зону, и из зоны носили все кому не лень, кто ж сегодня станет отстегивать тыщи, да и тыщи нынче перестали быть деньгами. Раньше, до перестройки, сама зарплата в прокуратуре что-то значила, а теперь, по сравнению с некоторы­ми заработками, даже на заводах и фабриках, похожа на пособие по безработице, а требования, особенно с приходом Камалова, резко повысились, тот сам работал сутками и от других требовал предельной отдачи. Газанфар решил уйти из прокуратуры, пока Сенатор с Миршабом не довели до беды или не поймал его кто-нибудь с поличным в прокуратуре, а работая там, он не мог отказать «сиамским близнецам», слишком глубоко сидел у них на крючке, хотя понимал, что и они у него тоже в руках, он про них знал такое!.. Но «сдать» их он, наверное, сам, добровольно, никог­да не решился бы – у них руки длинные, и до Парсегяна в под­валах КГБ добрались! В эти же дни ему пришла и другая, более страшная мысль – что он, столь многое зная, представляет реаль­ную угрозу Сенатору с Миршабом, и заподозри они его в чем или испугайся такой перспективы, просто-напросто уберут его. Ведь война с прокурором Камаловым не кончилась, зачем же ему давать в руки такого свидетеля? От неожиданного поворота рас­суждений ему стало страшно – нужно было бежать из прокурату­ры, и как можно скорее. Особенно сейчас, когда узнал еще одну опасную для себя тайну, – что Сенатор с Миршабом хотят расправиться с Шубариным руками Талиба. Нет, работая в проку­ратуре, он только наживал врагов с каждым днем. С его юридичес­ким опытом и со связями нужно устроиться в какую-нибудь част­ную фирму, коих и в Ташкенте расплодилось без числа, тогда и Сенатор сразу отстанет, и заработок будет во много раз больше.

Рабочий день близился к концу, на него напала такая тоска, что вдруг захотелось где-нибудь посидеть, выпить, отметить мудрое решение – расстаться с опасной прокуратурой. Как и большинст­во южан, Газанфар был человек эмоциональный, нетерпеливый, не особо раздумывая, он набрал номер Татьяны Шиловой и пригла­сил ее сразу после работы в ресторан.

– В «Лидо»? – радостно спросила Шилова, как раз сегодня утром Камалов предупредил ее, что наступили ответственные дни и желательно находиться поближе к Газанфару.