Судить буду я

Мир-Хайдаров Рауль Мирсаидович

– Может, они что-то пронюхали? Стрельцов доложил, что Шубарина постоянно снимали скрытой камерой какие-то люди, – и после паузы сокрушенно добавил: – Вот что значат наша бедность и наша техническая отсталость, будь все телефоны в про­куратуре с определителем номера, мы бы без труда узнали бы, откуда звонила ваша Шилова по поводу Японца.

Потом, подумав, генерал попросил придвинуть ему спецсвязь – «вертушку» и позвонил к себе на Ленинградскую. Как только там подняли трубку, он представился и сказал:

– Пожалуйста, на ближайшие сорок восемь часов возьмите на прослушивание все телефоны прокурора Камалова: на работе, в машине, дома.

Фиксировать не только, с какого номера звонят, но и устанавливать адреса звонков.

Попросив держать его в курсе событий, генерал откланялся. Камалов задержался на работе еще час, все надеялся, что Татья­на прорвется к нему откуда-нибудь звонком, но телефон молчал. Стараясь держать свой телефон свободным для Татьяны, Камалов из соседнего кабинета позвонил Шубарину на работу, в машину – никто не отвечал. Из дома сообщили, что после обеда он ни разу не звонил. Тогда Камалов вспомнил еще один телефон Шуба­рина, в старой «Волге», он пользовался им до того, как появилась у него «Мазерати». Этот ответил. Камалов назвался и объяснил, что разыскивает Артура Александровича. Человек, представившийся именем Коста, сказал, что все послеобеденное время находился в поисках авиабензина для «Мазерати» и только в конце рабочего дня появился в банке, где ему велели подъехать к «Лидо». На автостоянке он нашел сиреневую «Мазерати», но Артура Александровича нигде не было. Появлялся ли он один или с кем-нибудь в «Лидо» – в ресторане никто толком подтвердить не мог. Попросив Коста держать его в курсе дел, прокурор назвал ему свои телефоны.

– Опять всплыло это поганое «Лидо»! – сказал вслух Камалов, положив трубку. Для него стало ясно, что пропал не только Шубарин, но и Татьяна. Попросив дежурного по приемной перего­ворить с Шиловой, если та позвонит, и поставить его об этом тут же в известность, он отбыл домой.

Подъезжая к Дархану, он обратился к своему шоферу:

– Нортухта, чувствую, что ночь предстоит нам бессонная, поэтому ставь машину у подъезда, поужинаем, если удастся, вмес­те и будем ждать телефонного звонка хоть от Артура Александ­ровича, хоть от Татьяны, хоть от Коста, а может, люди Саматова позвонят. Мне кажется, генерал уже поднял на ноги своих сотруд­ников.

Не успели они в две руки приготовить ужин, как в доме раздался телефонный звонок, Камалов метнулся с невероятной скоростью от горящей газовой плиты к подоконнику, на котором стоял аппарат. В трубке раздалось тяжелое дыхание и невнятный, нечле­нораздельный звук. Ферганец подумал вначале, что какой-то пья­ный мужик ошибся номером и хотел уже положить трубку, как вдруг его озарило, и он крикнул:

– Артур, дорогой, говори, говори, я слышу тебя…

И тут он уловил слабый звук из разбитых губ: «я… я…»

Прокурор узнал какие-то оттенки голоса Шубарина, хотя назвал его по наитию. Видимо, у Шубарина не было сил или возможности говорить, и он слышал только тяжелое, больное дыхание и снова закричал:

– Артур, держись, я буду у тебя через двадцать минут, не клади трубку, брось ее, я все понял, я в курсе дел…

И как бы подтверждая, что его услышали, на другом конце провода замолчали, и прокурор уловил какой-то шум, словно звонивший упал.

Прокурор кинулся в другую комнату, к другому телефону, и на­брал номер на Ленинградской. Он еще не успел спросить, как дежурный офицер сразу выпалил:

– Товарищ Камалов, это тот самый адрес, заброшенный дом с телефоном-автоматом, откуда Шубарину не раз звонили, на Луначарском шоссе… –

но Ферганец уже положил трубку.

– Быстро вниз, заводи машину, – приказал он Нортухте, а сам бросился вначале к серванту, оттуда достал именной пистолет, а затем к платяному шкафу, откуда вытащил автомат, оставшийся со дня покушения на него на трассе Коканд-Ленинабад, и кинул­ся вслед за шофером.

Включив на всю мощь милицейскую сирену, «Волга» рванула в сторону Кибрая. Минут через двадцать, выключив сирену и пога­сив огни, они подъезжали к дому, за которым полковник Джураев давно установил догляд, но после отъезда Шубарина в Италию никто сюда не наведывался и никто не пользовался хитрым теле­фоном. Сегодня, видимо, Джураев оплошал, ослабил бдитель­ность, снял наблюдение. Оценив обстановку во дворе, подошли к дому. Кругом стояла тишина, и ничто не напоминало засаду. Дверь оказалась крепкой, из толстой лиственницы, и на висящем замке. К тому же открывалась наружу, и вышибать ее пришлось бы долго и шумно. Нортухта, с автоматом в руках, показал взглядом на окно, его и решили выбить. В теплых краях рамы хлипкие, одинарные, от удара прикладом она вывалилась, и Камалов с Нортухтой нырнули следом в оконный проем. Ворвавшийся первым шофер отыскал в темноте выключатель. В просторной захламленной комнате с пустыми бутылками на неубранном столе никого не было, и они кинулись в смежную, откуда раздался стон.

Возле телефона-автомата давнишней конструкции, помнившего еще пятнашки пятидесятых годов, прибитого над обшарпанным письменным столом, чтобы можно было разговаривать сидя и де­лать записи, в луже крови почти нагишом лежал Шубарин. Следы пыток изменили его до неузнаваемости, но это был Артур Алек­сандрович. Камалов рывком оказался рядом и, положив голову Шубарина на колени, не обращая внимания на кровь, пытался привести его в чувство.

– Артур, я здесь… Артур, очнись, рядом я, Камалов…

Нортухта снова бросился к выбитому окну и вернулся с наша­тырным спиртом из автомобильной аптечки, Камалов показал ему взглядом на телефон с болтающейся трубкой и сказал:

– Срочно вызови сюда реанимационную машину, позвони Саматову, чтобы приготовили палату в госпитале КГБ и собрали консилиум, мы будем там через полчаса.

Видимо, сильный раствор нашатыря подействовал или Шубарин слышал разговор, он вдруг открыл заплывшие в страшном крово­подтеке глаза и прошептал:

– Спасибо, вы всегда успеваете вовремя…

Камалов понимал: пока Шубарин в сознании, надо что-то уз­нать, чтобы действовать, в еще раз поднес тампон к лицу Артура Александровича.

– Где мы просчитались? Почему?

– Не просчитались. Сенатор увидел Стрельцова в аэропорту, – выдохнул с трудом меж выбитых зубов Шубарин.

– Чего они хотели?

– Узнать, почему Стрельцов следовал за мной и что меня связывает с вами и с Саматовым, а еще их интересовало, почему оказался в Италии Анвар Абидович.

– Они добились своего?

– Нет. Вы же видите. Я сказал, что, может, КГБ пасет меня самого и что не знаю никакого Стрельцова. А насчет Анвара Абидовича я сказал, что за деньги устроил тому миланские канику­лы. Вы уж срочно переведите его куда-нибудь, иначе сегод­ня-завтра они доберутся до него, а он пыток не выдержит… Я думаю, дело с партийными деньгами мы еще провернем.

На краю жизни он думал о бывшем патроне и не забывал о своем долге, даже такие страшные пытки его не остановили. У Камалова от волнения навернулись на глаза слезы…