Судный день американских финансов: мягкая депрессия XXI в.
Шрифт:
«Победа Рейгана не привела к уменьшению государства, продолжает Норт.
– Мы не увидим более низких налогов, сокращения государственного вмешательства в экономику, сокращения бюджетного дефицита, выплаты государственного долга, улучшения школ, повышения безопасности в городах и урезания расходов на социальное страхование…»
Революция, начавшаяся в Париже более 200 лет назад, продолжается; но в середине 1990-х внимание толпы переключилось с трагедии на фарс, т.е. с политики на экономику, с войны на торговую конкуренцию, с идеологии на потребительство.
Долгая, медленная, приятная
Экономист Пол Кругман предлагает следующее объяснение странных событий последних 12 лет: «Мир стал уязвим для нынешних мучений не потому, что не была реформирована экономическая политика, а именно вследствие реформ. По всему миру страны отреагировали на депрессию возвратом к режиму, имеющему многие достоинства свободно-рыночного капитализма, существовавшего до депрессии. Однако вернув многие достоинства старомодного капитализма, мы вернули и некоторые его пороки, и прежде всего нестабильность и длительные экономические спады».
По мысли Кругмана, после Великой депрессии был заключен социальный договор, по которому избиратели согласились терпеть капитализм, но только при наличии страховых гарантий и регулирования, защищающих всех и каждого. Он представляет дело так, будто эти ограничения дали стабильное процветание 1950-х, 1960-х и 1970-х годов, когда все население получало долю в экономическом росте.
«Америка, в которой я вырос, Америка 1950-1960-х гг., продолжает он, - была страной среднего класса… Да, разумеется, были еще и богачи, - признает он, - но [слава Богу] их было немного. Казалось, что в далеком прошлом остались дни, когда плутократы представляли собой силу, с которой американскому обществу приходилось считаться».
Статья Кругмана была опубликована в газете New York Times, так что он обращался к благодарной аудитории. Статья наполнена завистью и опасениями, что богатые могут вернуться. Жалованье 100 генеральных директоров крупнейших компаний выросло с 1,3 млн долл. в 1970 г. (в долларах 1998 г.) до 37,5 млн долл. в 2000 г. Этих сверхбогатых американцев не хватит, чтобы заполнить вакансии отдела зонирования в среднем городе, но Кругмана это приводит в такое негодование, что он упускает самое важное: триумф американского свободно-рыночного капитализма, который славят консерваторы и оплакивает Кругман, был чистой бутафорией. К концу XX в. настоящие капиталисты почти исчезли с лица земли. Капитализм – это ругательство, изобретенное Марксом для обозначения системы, в которой богатые владеют средствами производства и эксплуатируют массы. Описанная Марксом система никогда в действительности не существовала в том виде, как он ее вообразил, хотя случайный наблюдатель со стружкой на плечах мог иметь соблазн видеть его именно в таком свете.
Экономическая теория Маркса была не менее фантастична, чем его философия истории. Но, по крайней мерс, одно из его предсказаний сбылось, хотя и не совсем так, как он представлял себе. Когда шампанское было выпито и наступило новое тысячелетие, марксистское видение сбылось по меньшей мере с той же полнотой, что и видение Смита и Тюрго - средства производства принадлежали сотрудникам предприятий. (Занятно, что в 2002 г. экономически самой свободной территорией мира был Гонконг, город, находящийся иод прямым контролем все еще коммунистического Китая. А самой быстрорастущей, а во многих отношениях и самой свободной экономикой мира был сам Китай.)
Коллективизированные риски
И в Америке, и в Японии свободный, в духе laissez faire,
Если сегодня и существуют еще настоящие капиталисты, они, должно быть, спят. Потому что они позволили своим управляющим практически украсть их бизнес и обрушить инвестиции. За 1990-е годы задолженность корпораций выросла па 382% - на 30% больше, чем ВВП. И эти заемные деньги не были использованы па совершенствование производства, что могло бы повысить доход капиталистов. Значительная часть этих денег была растрачена па слияния, поглощения и скупку собственных акций. Эти маневры были затеяны не для обогащения действительных капиталистов, а всего лишь для вздувания курса акций, что должно было произвести впечатление на новый класс граждан-акционеров, на люмпенинвесторов.
И точно так же, какой же капиталист допустил бы столь щедрые опционы на акции, которые раздавались служащим в апогее бума, как индюшки в День благодарения?
Современные корпорации принадлежат мелким акционерам, а не крупным, зачастую через совместное владение пенсионными фондами, взаимными инвестиционными фондами и т.п. У мелких собственников нет ни вкуса, ни силы, ни стимулов, чтобы противостоять непомерным аппетитам руководящей верхушки корпораций. В конце 1990-х даже топ-менеджеры компаний с быстро сокращающимися доходами, стоящих перед лицом неизбежного банкротства, оплачивались, как звезды американского футбола. Возможно, они наделены необычными талантами, а может, и нет. Но сам тот факт, что им платят так много и что их лица появляются на обложках журналов, заставляет трепетать мелких акционеров и производит впечатление на аналитиков. Огромпая толпа инвесторов хватает акции этих прославленных менеджеров, даже не раздумывая и не пытаясь серьезно исследовать положение компаний.
Теперь покупатели акций действуют, как избиратели.
Массовый капитализм породил массовые иллюзии - и новую акционерную арифметику. Для Уоррена Баффета был бы смысл возражать против опционов на акции и бдительно ограничивать жалованье высших менеджеров: значительная часть денег, истраченных на чрезмерно щедрое вознаграждение служащих, могла бы достаться этому крупному акционеру. Но мелкому акционеру бдительность и участие могут принести каких-то два-три цента. Стоят ли они дополнительных хлопот?
Сделка века
Кругман считает, что после Великой депрессии 1930-х годов была заключена принципиально важная сделка. Капитализм останется основой экономики Запада, но во избежание будущих катастроф он смирится с контролем со стороны государства. В известном смысле, так оно и было. После того, как администрация Рузвельта разобралась с американским капитализмом, он стал иным. Но это было всего лишь проявлением общего движения в сторону массового капитализма, управляемого государством исходя из собственных целей. Акционерная собственность становилась все более распыленной. К концу века в Америке численности акционеров было достаточно для того, чтобы выбрать президента. Если в начале XX в. акциями владели лишь 5% семей, то к его концу - уже 56%.