Судный день американских финансов: мягкая депрессия XXI в.
Шрифт:
Долг - это не подружка на вечер и не деловой компаньон; это больше похоже на «я же тебе говорила» и пару таблеток аспирина утром в воскресенье. Это повесть о том, какой же ты дурак, и предупреждение о том, что случится, если ты не изменишься. Это напоминание о том, что «получаешь именно то, что заслужил».
Человек, позволяющий себе руководствоваться чувством долга, - это, по нашему мнению, и не человек совсем. Это олух и скучный обыватель, логичный, рассудительный и рациональный болван. Благодарение богу, большинство людей большей частью совсем не таковы. Они делают не то, что должны, а только то, что хотят. Направляемые инстинктами толпы или собственными
Разумеется, м-р Долг прав: они получают то, что заслуживают. Но порой оно того стоит.
Современные экономисты больше не верят в обязательность долга. Нравоучительность им не нравится, и они пытаются ее игнорировать. Для них экономика - это гигантская машина, не имеющая ни души, ни сердца, ни права, ни справедливости. Вся штука лишь в том, чтобы найти педаль газа.
За последние 200 лет профессия экономиста радикально преобразилась. Если бы Адам Смит сегодня заказал себе визитку, там стояло бы не «экономист», а «моральный философ». В работе рынка Смит видел действие «невидимой руки». Пытаясь понять, как она работает, он повсюду искал «должное». Смит мог бы сказать, что люди везде и всегда получают то, что заслуживают. А если нет… должны были бы получать!
Сегодня в экономической теории школа «должного» мало интересует студентов, а еще меньше - учителей. Большинство экономистов считает, что этот подход непосредственно граничит с шаманством. Но здесь, в нашем офисе на улице Делаверьери в Париже, пламя еще не угасло, еще мерцает.
«Называйте это объяснение рецессии теорией переинвестирования, или "ликвидационизма", а можете просто назвать ее "теорией похмелья", - так начинает свою критику школы "должного" Пол Кругман.
– Суть идеи, что спады - это цена, которую мы платим за бумы, что страдания, испытываемые экономикой в ходе рецессии, - это необходимое наказание за эксцессы периода подъема…» 154
154 Paul Krugman, "The Hangover Theory," Slate (December 4, 1998). См. также:&action=fulltext.
«Предполагается, что серьезные экономические проблемы - это наказание за серьезные экономические грехи», - продолжил Кругман в июне 1998 г. 155
Кругман детально развил критику этой концепции в декабре того же года. Он назвал ее «теорией похмелья», имея в виду самочувствие человека после пьянки. Теория похмелья, объясняет Кругман, - это «чудовищное заблуждение». «Рецессии не являются необходимым следствием бумов. С ними можно и нужно бороться, но только не мерами аскетизма, а методами щедрости - побуждая людей тратить не меньше, а больше» 156 .
155 Paul Krugman, "Setting Sun," Slate (June 11, 1998).
156 См. прим. 136.
В каком же мире мы живем? Это мир, в котором можно излечить похмелье пьянством, а избавиться от долгов с помощью займов? Или это мир, в котором за глупость - личную и коллективную - нужно платить?
Может быть, этот мир представляет собой хорошо отлаженную машину, в которой подготовленному
«Теория похмелья обладает извращенной привлекательностью - не потому, что предлагает легкий путь, а потому что не предлагает», - продолжил он в той же статье от декабря 1998 г. «При всей притягательности, ей необходимо дать отпор, потому что теория похмелья - чудовищное заблуждение», - заключил он.
В механистическом мире Кругмана нет места для «долга». Если технари из центрального банка после Великой депрессии 1930-х или в Японии 1990-х не смогли запустить свои машины, то не потому, что тут действовали какие-то невидимые руки или нужно было считаться с занудными моральными принципами, а потому что они не нажали нужную кнопку!
Кругман совершенно не в силах вообразить, что может не остаться ненажатых кнопок или что механики, играющие свою роль в нравственной драме, по необходимости нажимают не ту.
Триумф морального риска
Едва ли Кругман одинок. По мере того, как XX в. набирал обороты, массовые демократии и массовые рынки постепенно выдавили «Долг» из политической и экономической жизни. Когда в XIX веке человек разорялся, его друзья и родственники видели в этом результат личной вины и недостатка. Предполагалось, что он сделал что-то такое, чего не должно было делать. Он играл. Он пил. Он сорил деньгами. В общем, он совершил какую-то ошибку.
Но по мере коллективизации экономик риск неудачи был перенесен с отдельного человека на коллектив. В 1930-е годы банкротство уже не было следствием личного несовершенства; банкрот мог винить биржевой крах и Великую депрессию. Бедность перестала быть личной виной - виновато было общество, не сумевшее предоставить работу. А если инвестор терял деньги, то и это не было теперь результатом его вины и ошибки, потому что виноват Федеральный резерв или правительство. А кто виноват в том, что потребители тратят не считая? Возможно, это Федеральный резерв установил слишком низкие процентные ставки. В любом случае массы не признают личной вины и ошибки. Неудача стала коллективной и технической проблемой - механик нажал не ту кнопку. Понятие Долга исчезло.
В политике массы не знают более высокого авторитета, чем воля священного большинства. И не важно, какую гнусность или дурость они задумали. Каким образом большинство может ошибиться?
То же самое с рынками. Экономистам присуждались Нобелевские премии за доказательство того, что массовый рынок всегда прав. Гипотеза совершенного рынка продемонстрировала, что суждения миллионов инвесторов и потребителей всегда верны. Современная экономическая наука больше не занимается вопросом, что должен делать человек. Она предпочла статистический анализ.
«Далеко не беспочвенно предположение, что, если в обществе процветают статистики, свободе и индивидуализму угрожает кастрация, - пишет М. Д. Морони в книге «Факт из цифр» (Fact from Figures, 1952).
– Исторически, статистика - это всего лишь "государственный счет", система, ориентированная на средние величины, и устраняющая индивидуальные различия. Ее использовали, да и сейчас используют, чтобы правители знали, насколько глубоко они могут забраться в карманы подданных».