Судья и палач
Шрифт:
— Почему ты мне раньше ничего такого не говорила? — Рина медлила, старалась оттянуть "момент передачи силы".
— Берегла тебя. Когда ты знаешь о чём-то, знают и о тебе. У нас так. Приступим.
Арина протянула руки, и бабушка ласково взяла из в свои, совсем как в детстве.
— Тьфу, мешает, — Прасковья Григорьевна резким движением выдернула из кисти руки иглу капельницы, — спокойно, я знаю, что делаю.
Прикосновение бабушки показалось Рине сперва очень горячим и одновременно с тем очень холодным. Это было странное чувство, не разобрать.
— А ведь ты мне
— Извини, я делаю, что могу, — Рина уважала и любила бабулю, но едва удержалась, чтобы не закатить глаза: мана, магические цепи. Не будь ситуация настолько трагичной, на язык просилось замечание, что кто-то переиграл в компьютерные игры.
— А можешь ты только сомневаться и считать меня выжившей из ума столетней старухой, — в голосе Прасковьи Григорьевны чувствовалась неприкрытая горечь и разочарование.
Бабушка немного подумала и велела проверить, заперта ли дверь.
— Сейчас я заставлю тебя поверить в мои слова. Прасковья Григорьевна вытащила из волос шпильку — большую, двузубую, из настоящей пожелтевшей кости. Рина всегда ломала голову, откуда бабуля берёт свои шпильки? У неё бывали костяные, черепаховые, а иногда она закалывала свой низкий узел из волос простыми деревянными палочками, — смотри внимательно.
Узкая рука с длинными пальцами сжала шпильку, отчего та рассыпалась в прах, напоминающий сверкающие на солнце снежинки. Прасковья Григорьевна дунула на ладонь и повелительно произнесла только одно слово: «Марфа»!
Снежинки вспыхнули в воздухе мириадами искорок, и в палате появилась Марфа Семёновна — давняя бабушкина подруга. Удивительно придирчивая и вредная старушонка с неизменной химической завивкой на реденьких седых волосах, которые по никому не ведомой причине упорно красила хной в ядовито-апельсиновый цвет. Тётя Марфа, она категорически не желала, чтобы к ней обращались «Баба» или «Бабушка», признавая лишь «Тётя», либо по имени-отчеству. Периодически она объявлялась в их доме: когда проездом от нескольких часов до пары дней, а порой гостила по месяцу. При этом она не упускала случая, изводила Арину многочисленными пространными нравоучениями и просвещала рассказами из истории Древней Руси. Рина полагала, что в прошлом тётя Марфа работала учителем истории и скучала без привычных объяснений и воспитательных бесед.
— Что, Параня, время пришло? — тётя Марфа подошла к кровати, присела в ногах.
— Пришло, — спокойно подтвердила Прасковья Григорьевна.
— Как это? — обрела дар речи Рина, — я понимаю, что сейчас не время и не место для фокусов и розыгрышей, но как Марфа Семёновна оказалась в палате, когда я только что проверила запертую дверь?
— Не догадываешься? — прищурилась бабушка, — совсем не догадываешься, даже после того, что я тебе рассказала?
— Говорила я тебе, Параня, что она недалёкая, — удовлетворённо констатировала тётя Марфа, — наплачемся мы с ней!
— Тебе нечего волноваться, — по тону бабушки чувствовалось, слова подруги
— Стойте, стойте, — у Рины голова в буквальном смысле шла кругом, — ты же не хочешь сказать, будто тётя Марфа и есть твоя героическая душа?!
— Догадалась, — усмехнулась бабушкина подруга, демонстрируя ровные белые зубы, — слава богу! Садись, пять.
— Но вы же — просто учительница, — недоумевала Рина, — как вы можете защищать бабушку?
— Ну что, показаться ей что ли? — лениво проговорила Марфа, разминая плечи, — напоследок, на прощанье?
— Сделай милость, — разрешила бабушка.
Женщина вышла на свободное место палаты, бросила взгляд на потолок, словно прикидывая его высоту, и вдруг с ног до головы оделась светлым слепящим пламенем.
Рина вскрикнула и отшатнулась. Через мгновенье посреди палаты номер пять стояла молодая незнакомка баскетбольного роста в кольчуге до колен. На голове у неё был шишак, за спиной падал тяжёлыми складками алый плащ, а в руке исходил дымом огромный меч. От прежней, знакомой с детства тёти Марфы, остались разве что огненно-рыжие кудри да недобрый взгляд глубоко посаженных серых глаз.
— В штаны не наложила? — с издевательской заботой поинтересовалась новая Марфа звучным контральто, — а то бывали прецеденты.
— Хватит над девкой издеваться, — подала голос бабушка, — теперь-то поверила?
— Поверила, — выдохнула воздух Рина. Она только сейчас поняла, что просто забыла дышать, — а вы на самом деле кто?
— Марфа Посадница, — женщина в плаще прислонила свой ужасающий меч к холодильнику и преспокойно устроилась на гостевом стуле. Вернее, некое духовное воплощение Марфы Семёновны, но память, чувства и характер сохранены в полной мере.
— Да уж, — подтвердила бабушка, — характер — не сахар.
— Я при жизни хотела спасти своих земляков-новгородцев, для этого заключила союз с литовцами. Была казнена Иваном третьим. Ещё в молодости объединилась с одним из Воронцовых. После смерти была призвана Прасковьей Григорьевной, служила ей верой и правдой больше двухсот лет. А ты всё учительница, да учительница! Я ж тебе историю государства Российского можно сказать из первых рук рассказывала.
Рина просто не знала, что и подумать. Эта Марфа Посадница была реальна, абсолютно, целиком и полностью реальна: от недобро глядящих из-под шлема серых глаз до сапог из мягкой кожи с замысловатой вышивкой по голенищам.
— Можешь спросить чего, коли охота, — милостиво разрешила странная гостья.
— Почему всё время старушкой прикидывались? — выпалила Рина первое, что пришло в голову.
— Я ж говорю, недалёкая, — Марфа со значением постучала пальцем по голове, — такой момент, а её, видите ли, волнует, почему двухметровая баба с громадным мечом не разгуливает по улицам Междуреченска в 2023 году! Потому, деточка, что в истинном своём обличье я стану привлекать избыточное внимание к своей персоне, а ношение холодного оружия без лицензии приведёт меня в полицейский околоток. Ещё что — то?