Судья Королевского дома
Шрифт:
– Вот и закусить. – Женщина, хохотнув, протянула ему ломоть хлеба и копченое куриное крыло.
Все это пошло за милую душу. И Фредерик, согретый и снаружи и изнутри, расслабился. Сани тем временем мерно двигались. Слышно было, как скрипел снег под полозьями и фыркали лошадки.
– Меня зовут Айда. Мой муж – Бриен. Это наш сын, малыш Густен, – заговорила женщина. – А тебя как звать?
– Фред.
– О, никак тот самый южанин? – чуть наклонив голову, спросила Айда. – Про твои подвиги птицы и ветер сказки носят.
– Уже сказки? – засмеялся Фредерик.
Айда
– Ну про то, что с тобой было, мы вроде знаем, – заметила она. – А расскажи, куда теперь направляешься? И чего чуть не замерз в поле?
– Еду в Околесье. Там, говорят, кузня знатная. Интересно бы посмотреть...
– Да. Все так говорят, что из простого интереса ты по нашему краю баламутишь, Южанин, – вновь засмеялась Айда. – А мы вот ездим от деревни к деревне. Бриен торгует и меняет, а я шить умею неплохо, особенно из овчины. Вот и обшиваю добрых людей тулупами да шубами. И твой полушубок, гляжу, уж не моими ли руками шит?
– Может быть, – улыбнулся Фредерик и опять подмигнул маленькому Густену, который уже без страха, а наоборот, с детским интересом, даже приоткрыв рот, смотрел на него.
– Эй, крепыш! – крикнула Айда.
Сани остановились, полог откинулся, и внутрь заглянул Бриен. Борода и брови его совсем запорошило снегом.
– Погрейся, крепыш. – Жена протянула ему фляжку, а Фредерик подумал, что, похоже, вовсе не от мороза лицо Бриена такое красное. – Слышь-ка, господину Южанину в Околесье надо.
– Да я и сам доберусь...
– Вот еще, – отмахнулась Айда. – Мы же недалеко проезжать будем. Можем и заехать. У меня там как раз и тетка проживает. Двоюродная.
– Южанин, говоришь? – смачно вытерев варежкой усы и бороду после питья, переспросил Бриен. – Почему б и не подвезти хорошего человека до Околесья. Не так уж часто мы там бываем. Завернем, поторгуем, то-се.
Фредерик только пожал плечами. От мороза, внезапного тепла и обжигающего питья он совсем обезволел и не хотел больше возражать. К тому же было так хорошо ехать в санях по снегу среди вьюги, на мягких тюках, рядом с завернутым в шубу ребенком, чьи любопытные темные глаза уже сонно подрагивали, а нос клевал. Фредерика, уже захмелевшего, тоже клонило в сон.
Айда это заметила, хихикая, шепнула что-то мужу, накинула на себя тулуп и выскочила наружу, плотно закрыв полог, чтоб не выходило тепло.
Уже в полудреме Фредерик услышал зычный голос Бриена, погонявшего лошадей. Сани дрогнули, начав движение, и от толчка молодой человек откинулся спиной на тюки, да и не стал подниматься. Устроившись удобнее, он окончательно закрыл глаза и мирно заснул с мыслями, что не так уж мало на свете хороших людей...
19
Околесье было большой деревней. И Фредерик подумал, что, с одной стороны, довольно умно: разместить тайную кузницу здесь, в довольно оживленном месте, ничем не отличавшемся от других подобных селений.
Бриен по совету жены поехал на двор к вышеупомянутой
– А дядюшка Рум про тебя-то говорил: хорошая, добрая. Вижу я твою доброту: родного человека на порог не пускаешь! Что ж, я ему и скажу, а то еще будет в здешних местах по доброй памяти, так чтоб не просился к тебе. Уж лучше у чужих ночлег искать! – все это и еще много чего громогласно объявляла Айда, стоя рядом с мужем у саней.
Фредерик, усмехаясь, ждал окончания свары, понимая, что бойкая швея не сдастся и своего добьется.
Имя дядюшки Рума оживило память тетки, да и соседи уже хихикали, поэтому торговец со своими санями был допущен под навесы, а после все путники сидели в большой горнице в доме.
За окном все еще мело, но уже потише, и Фредерик не стал долго греться у печки. Он расспросил мужа хозяйки о том, можно ли в их селении снарядить какой-нибудь обоз, чтоб отправить в Полночный храм.
– А зачем такая спешка? – спросил высокий плотный крестьянин, поглаживая живот, обтянутый вязаной безрукавкой.
Молодой человек пожалел, что сейчас придется все подробно рассказывать: это отнимало у него время. Но рассказать пришлось, и более получаса он услаждал слух многочисленного крестьянского семейства. Все охали, ахали, зажмуривались, когда он описывал схватку с медведями, и даже проливали слезы, услыхав, что в Полночном храме голодают дети. Само-то потомство двоюродной тетки было не в пример пухлым и розовощеким.
– Это дело нужное, нужное, – заговорил хозяин, уже поглаживая не живот, а окладистую бороду. – Соберем, снарядим. Тут вы, господин, не волнуйтесь. Мы же люди, все понимаем. Эй, голубушка, – это он сказал жене. – Поди-ка в погреба да в коморы, собирай да не жалей – наживем еще добра, Бог даст. А я пойду сани гляну. Да пошли старших по соседям: пусть все обскажут. Снарядим пару молодцов с обозом...
Тут Фредерик и в самом деле успокоился. Очень уж здраво решил крестьянин, как действовать. Понравилось Королю и то, что, не долго думая, сразу откликнулся на беду этот зажиточный толстый селянин, который, казалось, и с места не сдвинется из теплого дома ради чужой пользы.
– Да, – спохватился молодой человек, ловя хозяина уже у входа. – Если деньги нужны...
– Не надобно. Мы ж не ради денег, – покачал головой крестьянин. – Это дело Божье. Какие тут деньги.
Фредерик понимающе кивнул. Это ему понравилось еще больше.
Но сидеть в доме он опять-таки не стал. Выскочил вместе с хозяином на двор. Собрался искать кузню.
Та располагалась на окраине поселка, не привлекая особого внимания. Кузня как кузня, в каждой большой деревне такая имеется. Однако у этой кузни был особый знак на левой верхней воротной петле, и про него говорил монах Арист.