Суер
Шрифт:
Только потом мы догадались, что это действительно двери, а прямоугольники - дверные косяки.
К удивлению, никаких сооружений - домов, гаражей или сараев, - к которым эти косяки были бы пристроены, видно не было. Косяки стояли сами по себе, и двери были распахнуты. Они поскрипывали под морским ветерком, раскачиваясь на петлях.
Кое-где над открытыми дверями прямо в небе висели окна, также раскрытые настежь. На окнах колыхались занавесочки.
– Обычная островная чертовня, - сказал Пахомыч, зевнув в сторону
– Какой-то болван понаставил всюду косяков. Но вот как он в небо окна подвесил?
– На вашем месте, старпом, я бы поостерегся называть болваном неизвестное пока лицо, - сказал Суер-Выер.
– А вдруг да это Божественный промысел?
– Свят-свят, - дрогнул Пахомыч.
– Да зачем же Господу заниматься такими пустяками, как дверные косяки?
– Косяки здесь ни при" чем, - сказал Суер, - главное - двери. Открытая дверь - это знак, это приглашение войти. Давайте же войдем в эти двери, раз уж нас приглашают.
– Ломиться в открытую дверь...
– поморщился лоцман, - да нет... неинтересно...
– Извините, кэп, - сказал Пахомыч, - я тоже останусь на борту, меня немного беспокоит наш суперкарго.
– Чего такое?
– не понял капитан.
– Да разве вы не помните, сэр? Суперкарго, заведующий
грузом.
– Груз - дело серьезное, - согласился капитан. Так на этот раз и получилось, что вместо старпома и лоцмана с нами на остров отправился мичман Хренов.
Оказавшись на берегу, Хренов взбудоражился.
– Мои ноги чуют сушу!
– потрясенно вскрикивал он. Спотыкаясь, мичман вбежал в ближайшую открытую
дверь, кругом обежал косяк и кинулся нам навстречу.
– Я вошел в открытую дверь! Я вошел в открытую дверь!
– кричал он, подпрыгивая, как ягненок.
Вслед за мичманом и мы с капитаном вошли в открытую дверь.
– Ну и что ты чувствуешь?
– спросил меня капитан, когда мы оказались по другую сторону.
– Пока неясно, сэр. Кажется, прибавилось немного бодрости.
– Вот именно!
– кричал надоедливый Хренов.
– Именно бодрости! Бежим к другой двери!
Посетив следующую открытую дверь, мичман почувствовал совсем необыкновенный прилив бодрости.
– Мне чего-то очень хочется!
– вскрикивал он.
– Я чувствую такую бодрость, такую зверскую бодрость!
– Чего именно хочется?
– строго спросил капитан.
– Сам не знаю точно. Но, пожалуй, я бы хотел иметь почетный диплом Королевского общества дантистов, два чемодана барахла, мулатку дезабилье и собрание сочинений Декарта.
– Вполне понятные желания, - сказал Суер.
– Даже удивительно, к каким великим замыслам приводит порой прилив бодрости. А тебе, друг мой, обратился Суер ко мне, - ничего не хочется?
– Хотелось бы ясности, сэр. Обычно, когда входишь в открытую дверь, тебя что-то ожидает. Ну, скажем, бифштекс с луком или девушка с персиками. А здесь нету
– Но это тоже немало, - отвечал капитан.
– Бодрость и пустота - целая философия. К тому же пустота, наполненная бодростью, это не совсем чистая пустота, это пустота взбодренная.
– Извините, сэр, - возразил я, - но на хрена мне бодрость в абсолютной пустоте? В пустоте я и без бодрости хорош. Бодрость всегда хочется к чему-нибудь применить.
– Да, да, кэп!
– закричал и Хренов.
– Давайте применим нашу бодрость, чего ей зря пропадать?
– Пожалуйста,----сказал Суер, - применяйте. Вон еще одна открытая дверь, можете войти.
Хренов, а за ним и мы с капитаном вошли в очередную открытую дверь.
– И здесь ничего нету, - сказал мичман, - а бодрости до хрена. Прямо не знаю, что и делать.
Мичман пригорюнился и сел на порог, подперев щеку кулачком.
– Сломать к чертовой матери все эти двери!
– сказал он.
– Вот и применение бодрости!
– И он пнул ногою косяк.
– Стоп!
– сказал капитан.
– Это уже бодрость, переходящая в варварство. Ладно, мичман, закройте глаза и считайте до двадцати семи. С окончанием счета прошу войти вон в ту открытую дверь.
Мичман послушно закрыл глаза, а капитан подмигнул мне, и мы обошли следующий дверной косяк и уселись на травку. Я достал из бушлата бутылку "Айгешата", лук, соль, крутые яйца и расставил бокалы.
Аккуратно просчитав положенное, мичман открыл глаза и вошел в открытую дверь.
– Ага!
– закричали мы с капитаном.
– Хренов пришел!
– Вот это дверь!
– восхищался мичман.
– Яйца! "Айгешат"! Вот уж бодрость так бодрость!
Мы хлебнули, съели по яйцу.
– Ну а теперь, мичман, ваша очередь ожидать нас за открытой дверью!
– Идет! Считайте до десяти и валите вон в ту квартиру напротив.
Честно прикрыв глаза, мы с капитаном досчитали до десяти и вошли в дверь, за которой таился Хренов. Он лежал на травке и, когда увидел нас, засиял от радости.
– А вот и вы!
– закричал он.
– А я-то вас давненько поджидаю! Скорее выкладывайте, что принесли.
– Погодите, в чем дело?
– сказал я.
– Мы вас встречали по-честному, а у вас даже стол не накрыт.
– А зачем его накрывать? Я же знаю, что у вас есть остатки "Айгешата".
– Мы его допили по дороге, - мрачно сказал я.
– Да как же это вы успели?
– расстроился мичман.
– Надо было до трех считать.
Мичман поник, прилив бодрости сменился отливом.
– Все, - сказал он, - больше я ни в какую открытую дверь не пойду.
Он уселся на песочек на берегу, а мы с капитаном все-таки прошли еще несколько дверей, и за каждой нас ничто не ожидало, кроме травы и мелких цветочков, океанской дали и прохладного ветерка.