Сугубо доверительно [Посол в Вашингтоне при шести президентах США (1962-1986 гг.)]
Шрифт:
Я пошел вниз к охране особняка. Там, конечно, не оказалось никакой дамской обуви. Начальник охраны мог предложить лишь большие высокие зимние мужские ботинки. Супруге госсекретаря пришлось согласиться на такой „выход".
Когда приехали на аэродром, она быстро вошла в самолет, где переобулась, а взятые „напрокат" ботинки были завернуты в красивую бумагу и переданы мне. Присутствовавшие корреспонденты решили, что это „подарок Киссинджера для Громыко" и очень интересовались содержимым свертка. Им было сказано, что такого рода вещи не подлежат разглашению, так как они носят „сугубо личный характер".
После отлета госсекретаря эти ботинки были возвращены
„Сугубо личное послание" Брежнева Никсону
После визита Киссинджера в Москву в течение апреля шли интенсивные переговоры между госсекретарем и мной, а затем (29 апреля в Женеве) и с Громыко по вопросам ограничения стратегических вооружений. Переговоры были сложными. Спор в основном шел вокруг количественных уровней и типов ракет с разделяющимися головными частями.
В Москве тем временем с настороженностью следили за ухудшением внутриполитического положения Никсона. Советское руководство стало впервые реально осознавать, что „уотергейтский" скандал принимает для Никсона серьезный оборот. Это было видно по тому, как он все больше отвлекался от внешнеполитических дел.
Поэтому Брежнев решил подбодрить Никсона, учитывая его скорый визит в Москву. 28 мая я встретился с президентом Никсоном в Белом доме для передачи „только ему в руки" устного персонального послания Брежнева (фактически я его зачитал по тексту телеграммы из Москвы). Разговор был наедине, без переводчиков. В начале послания высказывалось мнение, что результаты новой встречи на высшем уровне, судя по всему, обещают быть, как и предыдущие встречи, впечатляющими. Затем Брежнев, переходя к основной теме, выразил желание поделиться с Никсоном некоторыми возникающими у него и его коллег мыслями, „главным образом в человеческом плане". От его имени далее было сказано следующее: „Мы внимательно следим за развитием известных событий в США. И хотя, прямо скажем, многое из происходящего для нас не очень понятно, нам все же ясно, что есть силы — и, как видно, немалые, — которые основательно ополчились против Вас.
Ясно и то, что во всем этом присутствуют, как нам кажется, не только внутренние моменты, но вовлекается и область внешней политики. Однако, как мы видим дело на расстоянии, эта область оказалась как раз наиболее твердым орешком для тех, кому хотелось бы свести на нет или основательно подорвать все то ценное и важное, что нашло свое выражение прежде всего в известных советско-американских соглашениях и договоренностях.
Все это, разумеется, весьма примечательно. В целом идея разрядки в мире близка не только советским людям, но и большинству американцев. То, что при всем внимании, которое Вам приходится сейчас уделять внутренним делам, вы по-прежнему держите в поле своего зрения и внешнеполитические дела, в том числе вопросы советско-американских отношений, представляется нам совершенно правильным.
Только так и может поступить государственный деятель, убежденный в правильности избранного им пути и хорошо знающий слабую сторону тех, кто в своих узких целях или по своей близорукости выступает против его курса политики. В таких случаях действительно нужна выдержка и твердость духа.
Ведь наверняка кое-кто — да и не только в США — рассчитывает: быть может, Ричард Никсон не выдержит, надломится. Но как мы с удовольствием отмечаем, Вы не собираетесь доставлять им такое удовольствие. Мы говорим все это, исходя из сложившихся между нами добрых отношений и
Таково было это необычное в истории наших отношений с американскими президентами обращение советского руководства. По существу, это был жест моральной поддержки президента Никсона в трудную для него минуту. И этот жест был сделан из Москвы!
Я сказал далее президенту, что Генеральный секретарь, рассматривает это обращение как строго конфиденциальное и что о нем в Москве знает весьма ограниченный круг лиц. Оно так и осталось неизвестным.
„Доктрина Брежнева — Никсона"
Никсон был явно тронут этим обращением. После некоторого молчания он попросил передать Брежневу свою благодарность за все сказанное и особенно за то, что сделано это в чисто человеческом плане. Он просил передать также, что „Никсон и эмоционально, и физически вполне здоров и готов во всеоружии встретить и отразить все наскоки своих врагов". Ситуация в этом плане в США, конечно, сложная, но он, президент, уверен в конечном благоприятном исходе.
Я считаю, подчеркнул Никсон, что историки могут еще заговорить о „доктрине Брежнева — Никсона", которая составляет суть нынешних советско-американских отношений. В чем же ее существо, если принять существование такой доктрины, хотя она никогда нигде официально не была оформлена и не провозглашена? Ответ прост: руководители СССР и США стремятся сделать все необходимое, чтобы наши два великих народа не противостояли друг другу, а работали совместно во имя одной цели: мира на Земле. Это — главное наследие, которое я, как президент США, надеюсь оставить после ухода из Белого дома в 1976 году как результат тесного сотрудничества с советским руководством, лично с Брежневым, отметил Никсон.
Я согласен, сказал он в заключение, с предложенным Генеральным секретарем перечнем вопросов к новой встрече на высшем уровне в Москве, по которым уже есть заметное продвижение. Надо взаимно форсировать достижение соответствующих соглашений еще до самой встречи.
Видно было, что Никсона явно приободрило то обстоятельство, что на фоне мрачных туч „уотергейта" сохраняется и-даже расширяется просвет во внешнеполитической области, в частности в отношениях с СССР. Он даже как-то повеселел.
Киссинджер тем временем занимался ближневосточными делами. 29 мая Скоукрофт передал для Громыко сообщение Киссинджера с Ближнего Востока: „Переговоры, проведенные госсекретарем с Сирией и Израилем, привели к соглашению о разводе войск Сирии и Израиля. Соглашение будет подписано в пятницу, 31 мая 1974 года, в Женеве военными представителями Сирии и Израиля в военной рабочей группе Женевской конференции". Я передал это сообщение Громыко, но подумал, что он вряд ли воспримет его с большой радостью, поскольку Киссинджер опять обошел нас, действуя в одиночку.
Когда госсекретарь вернулся с Ближнего Востока, у меня состоялась с ним продолжительная беседа по вопросам, связанным с подготовкой визита Никсона в Москву.
Итоги беседы и наши предыдущие встречи давали в целом достаточно полное представление о подходе Белого дома к предстоящей встрече на высшем уровне. Определялся круг новых конкретных соглашений и договоренностей, которые могли внести вклад в дело дальнейшего развития того курса в советско-американских отношениях, который был заложен на предыдущих двух встречах на высшем уровне.