Сугубо доверительно [Посол в Вашингтоне при шести президентах США (1962-1986 гг.)]

Добрынин Анатолий Фёдорович

Советское правительство публично резко осудило американское вторжение в Камбоджу. Косыгин направил весьма критическое послание Никсону.

Что же касается европейских дел, то администрация Никсона в первые годы избегала обсуждать их с Советским Союзом. Она добивалась в первую очередь укрепления своей руководящей роли и влияния в НАТО и противодействовала чрезмерному, по ее мнению, развитию самостоятельных отношений западноевропейских стран (особенно ФРГ и Франции) с Москвой. Соответственно США были против созыва общеевропейского совещания, инициатором которого был Советский Союз, ибо оно предусматривало совместное с Москвой обсуждение европейских проблем. Американской дипломатии удалось под различными

предлогами на сессии Совета НАТО в начале июня заморозить этот вопрос. Однако он оставался предметом активного внимания Москвы.

Последовавшие вскоре договоры между ФРГ и СССР, заключенные новым западногерманским канцлером Брандтом и свидетельствовавшие об успехе советской дипломатии, вызвали серьезное недовольство в Вашингтоне. Попытки администрации не допустить развития отношений СССР со странами Западной Европы и противодействовать активизации отношений этих стран с Москвой закончились неудачей.

Отсюда стремление Вашингтона максимально укрепить связи внутри НАТО и свое руководство в этой организации наряду с попытками как-то активизировать отношения с СССР, чтобы они снова стали для Москвы приоритетными по сравнению с отношениями с Западной Европой.

В советско-американских отношениях накопилось немало проблем. Именно поэтому госсекретарь Роджерс пригласил меня к себе домой на обед для неофициальной беседы в начале июля.

Он поднял прежде всего вопрос о Ближнем Востоке. В Москве, видимо, не представляют, сказал он, какой нажим на Вашингтон оказывает правительство Голды Меир в связи с появлением советских пилотов в ОАР (к этому времени наши пилоты по настоятельной просьбе Насера обеспечивали защиту гражданских объектов внутри Египта). Оно считает, что СССР решил стать на путь военного разгрома Израиля и что „Вашингтон не должен оставлять Израиль один на один с СССР". Из дальнейших осторожных расспросив госсекретаря было видно, что особую озабоченность у Белого дома вызывала неясность дальнейших советских намерений, — будет ли СССР увеличивать свое военное присутствие в ОАР и будут ли советские пилоты и ракеты прикрывать зону Суэцкого канала, где вероятность советско-израильских столкновений возросла бы. Американцы, чувствовалось, явно хотели бы достичь какого-то взаимопонимания с Москвой, чтобы исключить советское военное присутствие непосредственно у Суэца. В то же время с советским военным присутствием и воздушной защитой населенных пунктов ОАР в глубине ее территории — как было ясно видно по поведению Роджерса — США вынуждены были молчаливо смириться.

Говоря об ЮВА, Роджерс утверждал, что ДРВ столкнется с неблагоприятными перспективами „в случае ее упрямства". Если война будет и дальше продолжаться, заявил он со скрытой угрозой, то нельзя исключить, что Ханой, в конце концов, столкнется с ситуацией, аналогичной корейской. В этом случае может произойти своего рода стратегический раздел Индокитайского полуострова, что позволит США и их союзникам удержать соответствующую линию „от моря до моря" по 17-й параллели. К северу от этой линии будут северная часть Лаоса и ДРВ. К югу — Южный Вьетнам, южная часть Лаоса, Камбоджа и Таиланд.

Когда же я резко осудил подобный план раздела Индокитая, к тому же с включением нейтрального Лаоса, то Роджерс поправился, сказав, что такого плана у США нет, но „всякое все же может случиться".

Что же касается Китая, то Роджерс признал, что когда США начинали свою „операцию" в Камбодже, то многие в Вашингтоне думали, что теперь для Китая „врагами номер один" будут одинаково и СССР, и США и что надо считаться с тем, что китайцы могут пойти на какую-то договоренность с СССР. Однако это не случилось. Больше того, „приятным сюрпризом" было то — к некоторому удивлению администрации, — что для Пекина Москва, судя по всему, по-прежнему оставалась

главным врагом, хотя, казалось бы, логика приближения к границам Китая „недружественных режимов", связанных с США, могла бы, естественно, вызвать сильную китайскую реакцию. Правда, Вашингтон неоднократно заверял Пекин, что США не собираются нападать на Китай.

Чувствовалось, что администрация Никсона совсем не прочь была дополнительно насторожить нас в отношении Китая.

Закрытое совещание у Никсона

После летнего отпуска я вернулся в Вашингтон. И чтобы войти в курс политических событий в США, провел, как обычно, ряд бесед с представителями администрации, дипломатического и журналистского корпуса.

Пожалуй, наиболее интересной была встреча (4 октября) с Гарриманом, который продолжал поддерживать тесные связи с вашингтонским истэблишментом. Я ему рассказал последние „московские новости", которыми он всегда интересовался. Со своей стороны Гарриман сообщил, что некоторое время тому назад президент Никсон провел закрытое совещание, на котором обсуждалось положение в советско-американских отношениях. С докладом выступил Киссинджер. Свои соображения высказал Никсон.

В своих выступлениях они, в частности, отметили следующее:

— „усиливающийся кризис доверия" в отношениях с правительством СССР, который был вызван „советским обманом" на Ближнем Востоке, выразившимся „в нарушениях" СССР и Египтом условий прекращения огня (установка египтянами в зоне Суэцкого канала новых ракетных зенитных батарей) и в усилении военно-морской активности русских вокруг Кубы;

— контакты президента с Москвой на высшем уровне не дают пока заметных результатов (настороженность Кремля в отношении него, как чувствовал Никсон, сохранялась);

— затягивание переговоров по ограничению стратегических вооружений, т. к. СССР не торопится переходить „на конкретику".

Из этого и Никсон, и Киссинджер делали довольно искусственный вывод о том, что налицо пока что нежелание Советского правительства искать с нынешней администрацией США решения важных международных проблем и даже попытки поставить Вашингтон в затруднительное положение по некоторым вопросам.

В то же время СССР и его дипломатия резко активизировали свою деятельность в отношениях с союзниками США по НАТО, стремясь, видимо, изолировать Вашингтон в Европе.

С учетом этого анализа, а также „нужд" разворачивавшейся тогда в США кампании по выборам в конгресс на совещании была поддержана точка зрения, предусматривавшая „ужесточение линии" в отношении СССР на ближайший период. Конечно, серьезное обострение отношений с СССР в целом нежелательно. Однако на данном этапе такое обострение имеет и свою положительную сторону: оно может быть использовано на выборах как показатель „твердости президента", позволит провести через конгресс необходимые военные ассигнования, не говоря уже о дальнейшем расширении всесторонней помощи Израилю.

Президент вместе с тем подчеркнул, что он не намерен доводить дело до прямой конфронтации с СССР, ибо вооруженный конфликт с ним „немыслим", учитывая огромный и, по существу, равный ракетно-ядерный потенциал обеих стран. Он сказал далее, что не хотел бы, чтобы сильное обострение отношений с Москвой продолжалось бы до конца его президентства. Лозунг „переговоры, а не конфронтация" не снимается, хотя на известный период времени он и не будет пропагандироваться.

Поэтому, по словам Никсона, нынешняя линия в отношении СССР должна носить, скорее, тактический характер: оказать давление на Советский Союз, используя арсенал различных военно-политических средств, чтобы насторожить советское руководство и подвести его к выводу, что необходимо „всерьез" принимать президента и в целом нынешнюю администрацию.