Сугубо финский попаданец. Дилогия

Мостовский Евгений ""

При оборудовании ледяной переправы необходимо:

а) обозначить вехами (ночью — фонарями с синим светом) ширину переправы и очистить лед от снега;

б) оборудовать спуск на лед, сделав его прямым на расстоянии не менее 10 метров и не круче 10? и очистив его от снега;

в) оградить полыньи и незамерзающие проруби хорошо видимыми ориентирами;

г) поставить на берегах указатели с обозначением толщины льда.

Если толщина льда недостаточна для пропуска машин данного веса, необходимо его усилить. Усиление льда обычно сводится к тому, чтобы нагрузку от веса машины передать по возможности на большую площадь поверхности льда…..».

26/III-1940 г. Вечер. Западный берег Выбогского залива.

Финн оскалился, его красная, распаренная рожа была вся в грязных подтеках от пороховой гари, дырчатый ствол «Бергманна» дернулся в сторону, мол: — «Чего уставился, бросай оружие». Метрах в пятидесяти от них, из башни с голубой свастикой, грязно — белого Т-28-го, высунулся офицер. Комдив Кирпонос оглянулся назад, с тоской мазнул глазами по небольшой группке командиров, сжимавших в руках револьверы. Перевел взгляд на залив. С высокого берега было видно далеко — черные озерца полыньей, неподвижные бугорки убитых людей и лошадей, припорошенные снегом,

брошенные машины и танки. Картина разгрома. Вдалеке рокотало, 10-й корпус продолжал штурм острова Уран-Саари. Глянул в голубое небо — вражеских бомбардировщиков пока не было. Снова посмотрел финну прямо в лицо, подумалось: — «Застрелиться, что-ли?». Вздохнул и уронил наган на снег.

Тогда, вечером 23-го марта настроение у всех было приподнятое — «Все, столкнули белофинов с земли, дорога открыта, даешь Вазу!» В шесть вечера прибежал посыльный: — «Вас в штаб корпуса вызывают!»

В большой штабной палатке было полно старших командиров, у стола под керосиновой лампой возвышалась коренастая фигура командарма, командир 28-го корпуса, комбриг Курочкин жался где-то позади.

— Комдив Кирпонос, орел! Дивизия у него, тоже орлы! — Жуков шагал навстречу, такое начало не предвещало ничего хорошего.

— Проходи дорогой товарищ, дело для твоих орлов есть! Финскую бригаду вы отбросили, молодцы. Теперь закончить надо. Пока не ждут, за тот берег нужно зацепиться. Вот, штаб армии для вас уже маршрут подготовил. — Командарм, подхватив Михаила Петровича за локоток, подвел его к карте.

— Вот такой, — он потыкал в бумагу пальцем.

— Тебе придаются — танковая бригада, саперы, лыжные эскадроны, с эдакой силищей ты не только на тот берег, ты к Хельсинки выскочишь! А тут-то всего, — Георгий Константинович поелозил курвиметром по карте, — всего то двадцать семь километров. Плюнуть и растереть! Пока нас не ждут, залив нужно пересечь. Пойдете левее, с острова вас не видно будет. Лыжников вперед пусти, пусть дорогу торят. Обоз и артиллерию оставь, пустое это, там вам не понадобится. Сухпай поди не проели? На том берегу и доедите. Лыжников и саперов армейский автобат, только что доставил, командиром у них подполковник Данилов, ну танкистов 40-й бригады, ты лучше меня знаешь. Вот пакет с приказом на марш и наступление, внутри и для 40-й бригады и для лыжной, так что вручишь сам. Для связи даю армейскую машину с рацией и связистами, каждые два часа шли телеграмму, сколько прошли. Что б после двадцати ноль-ноль я вас на берегу найти не мог. Ну, чего встал? Исполнять!

Что оставалось делать, через левое плечо — кругом и вперед и с песней — исполнять.

Ночной марш, по незнакомой местности, сам по себе не подарок, а тут — «покорители северного полюса», «папанинцы», ммать иху! Даже вспоминать не хотелось. Шли по азимуту, натыкаясь на полыньи и торосы, впереди лыжные эскадроны — веером, дорогу нащупывают, за ними саперы, ломами и лопатами пытались как то сгладить путь и обставить его вехами, а уж за ними батальоны дивизии в колонну по четыре с увеличенными дистанциями. В промежутках между батальонами, полуторки и танки. Одни других, ежели чего на длинных тросах вытягивали. Каждые пять километров ставили палатки с бочками, в которых жгли дрова напополам с бензином — пункты обогрева. Все одно, сколько народу отстало и померзло, сказать ни кто не смог, рапортички учета личного состава перед маршем не собрали, просто не успели, так что сколько людей он вывел на лед, ни начштаба ни сам комдив не знали. Придем на место, там посчитаем. Несколько раз лед не выдерживал, проваливался. В черную бездну уходили и люди и машины и танки. Новые полыньи обставляли вехами, брали левей или правей и продолжали марш. Михаил Петрович большую часть пути проделал в санках, но тоже устал и измотался изрядно. Ближе к утру начались эксцессы, некоторые несознательные красноармейцы и младшие командиры стали отказываться продолжать движение, на уговоры и приказы не реагировали. Послышались панические и антисоветские выкрики: — «На смерть завели! Предательство это!», ну и тому подобное. Пришлось применять жесткие меры, паникеров и трусов, прямо здесь, около колонны приказал расстреливать. Помогло, движение возобновилось.

Конечный пункт их маршрута лежал у поселка Мухулахти, что находится в полутора километрах от берегового уреза. В восемь часов утра, когда голове колонны до него осталось еще шесть километров, далеко впереди послышались отдаленные выстрелы и хлопки гранатных взрывов. Примерно через час, на лыжах прибежал нарочный от подполковника Данилова, новость была великолепная, лыжники сбили заслон и захватили берег! Комдив приказал гнать санки вперед.

Все оказалось просто, их действительно не ждали, более того, лыжников передового эскадрона приняли за своих. В предутренней мгле, с берега бойцов окликнули по фински, в передовом дозоре, как раз на этот случай были товарищи из корпуса «Финской народной армии», они ответили, завязался диалог. Красноармейцы, скинув лыжи, поднялись на верх и штыком и гранатой перебили всех, кто находился в траншее. Не ожидавшие нападения финны растерялись и побежали. На их плечах ворвались в поселок, бойцам даже удалось взять нескольких пленных. Плацдарм можно сказать захвачен, самое ценное оказалось то, что в этом месте была проселочная дорога до уреза воды, по которой могли подняться танки и на буксирах затянуть на верх грузовики. Командарм человек хоть жесткий, но умный, он оказался прав, зацепиться за берег удалось практически без потерь. Пленные рассказали, что они из Аландской бригады, Кирпонос сразу не понял, а когда ему разъяснили, очень обрадовался. Эта бригада, которая всю войну просидела на Аландских островах, их перебросили на материк две недели назад, пополнили вооружением, в основном советским — пулеметами Дегтярева и 82-мм минометами и отправили сторожить этот берег. Значит у белофиннов дела совсем плохи, выгребают последние остатки. Получается что и атаковать дивизию им особо нечем, от бригады уж как нибудь отобьемся!

Батальоны 70-й дивизии тянулись чуть ли не до обеда, люди были в жутком состоянии, многие поморозились, от усталости на ногах не стояли. Достигнув берега просто ложились на снег и поднять их ни какими силами было невозможно. Пришлось прямо на берегу устраивать обогревательный пункт и совсем уж обессилевших растаскивать по финским ДЗОТам, благо в них были печки. Одно плохо, покормить нормально было нечем. Зам по тылу, не слушая ни чьих указаний, перед маршем загрузил семь полуторок продовольствием, до западного берега дошли три, куда делись остальные не знал ни кто. На такую ораву этого конечно не хватило, а сухпайки слопали сразу, когда еще получали. Ну ничего, по рации сообщили, что колонна снабжения, вместе с 113 дивизией уже выступили. Вообще потери на

марше были серьезные, грубый подсчет давал цифру 8400 человек, это сколько из всей дивизии оказалось на этом берегу. Хорошо, что артиллерии взял всего лишь батарею полковушек, да батарею сорокопяток, все дошли, пушки это серьезно, за утерю по комиссиям затаскают, да и по партийной линии могут взыскание впаять, вообще отстала или погибла в полыньях почти половина техники. 40-я бригада вышла на 79 танках, а здесь сейчас только 37, различных грузовиков было 58, дошло 31. Санных повозок тоже крепко не хватало. Ну да ладно, все же дошли, а победителей не судят, может и удастся технику списать, обойдется без выговоров и взысканий.

Слегка пришедший в себя передовой батальон с ротой танков, ну как ротой — всего пять машин, отправил вперед по проселку, что б заняли перекресток с рокадой, остальным пока дал отдых в домах и сараях поселка.

К часу дня над ними появились три «Чайки», покрутились минут пятнадцать, покачали крыльями и улетели. Вскоре над головами затарахтел У-2, сделал круг и сел на лед недалеко от берега. Михаил Петрович сам поехал встречать делегата связи, прежде чем спуститься к крылатой машине, в мощный бинокль поглядел на восток, там, пока еще далеко, виднелась темная масса, шли подкрепления. В прекрасном расположении духа комдив спустился к самолету, забрал представителя Штарма, дал «добро» на загрузку двух раненых из лыжного эскадрона и велел гнать санки к временному штабу. В небе снова появилось звено ястребков. Когда выбрались на высокий берег, остановились посмотреть как будет взлетать самолет. У-2 развернулся против ветра, разогнался и легко оторвался от льда. В этот момент, откуда-то со стороны леса появились еще два самолета, спикировали на «кукурузника» и длинной очередью расстреляли его. Все произошло почти мгновенно, не успели глазом моргнуть, а у берега уже полыхает бензиновый костер. Ястребки сверху кинулись на финнов, не замечая что сзади к ним пристроилась еще одна пара. Короткий воздушный бой и уже четыре дымных костра стоят перед глазами. Все четыре — советские самолеты, а в небе становилось все больше финских. Большая группа истребителей, пошла к восточному берегу, за ними, Кирпонос не знал что у белофиннов столько самолетов, за ними летело не меньше сотни двухмоторных бомбардировщиков. Он снова поднял бинокль, бомбили подкрепления и похоже крепко бомбили. Он сам только что проделал длинный путь по льду залива и прекрасно представлял себе, как это, когда в белом поле, без всяких укрытий тебя начинают бить сверху, а черная вода через трещины подбирается снизу. Впрочем сочувствовать товарищам по оружию долго не пришлось, сверху снова загудело, десятка два одномоторных, остроносых машин, похожих на истребители, становились в круг над поселком, комдив с недоумением смотрел вверх, чего это они? Чего это хороводы водят? Только когда передний свалившись на крыло, начал падать вниз, а от него отделилась темная капля, он понял — пикировщики! Откуда, откуда у чуди белоглазой, у этой кривляющейся блохи такая современная техника?

Когда через полчаса они добрались до места, которое раньше называлось — поселок Мухулахти, то увидели как выглядит филиал преисподней, про которую врут попы. Все постройки поселка были битком набиты спящими бойцами, многим повезло не проснуться, но значительно большему числу не повезло. Бывшая деревня была пропитана смертью и болью. Из горящих развалин вытаскивали убитых, раненных и покалеченных. Машины с таким трудом прошедшие через ледяные поля и вытащенные на крутой косогор превратились в груду горелого железа, среди них и та на которой стояла рация. Три танка разбиты прямыми попаданиями, остальные вроде целые. Совсем не пострадали только лыжники, они свой лагерь разбили немного в стороне, под деревьями. Комдиву хотелось выть и колотиться башкой о сосну, полчаса, всего лишь полчаса и такие потери, хуже всего, что теперь не понятно, будут подкрепления и снабжение или нет. Связи нет и узнать что либо скоро не получится. Приказал собрать командиров полков, что б доложили сколько у них в строю. Все, отдохнули, ммать иху, пора брать остатки дивизии в руки, а то еще финны полезут и тогда точно карачун всем придет.

Стрельба была слышна со всех сторон. 329 полк, которым он заткнул проселок еще держался, от лыжников давно ничего слышно не было, но раз из леса финны пока не лезут, значит дерутся. Хуже всего, что на льду залива пальба была все громче, значит обошли, значит хрен кто теперь на помощь придет, а до рассвета еще три часа.

Белофинны полезли вечером, попытались сбить заслоны вдоль дороги от рокады, перли вперед как пьяные, их крошили из пулеметов, а они снова перли. Лучший в дивизии 68 полк успел закрепиться и отбивал атаки, пока не обошли. Видимо просочились через лес, повалили несколько деревьев и устроили засаду. Посланный уже в сумерках, на усиление обороны батальон с тремя танками почти безнаказанно выкосили пулеметным огнем в упор, танки сожгли бронебойками. Те кто выжил после этого расстрела, побежали назад побросав оружие. Их преследовали, фигуры в белых костюмах выскочили к самым развалинам деревни, спас положение лыжный эскадрон, ударив в штыки от ближайшей опушки, финнов отбросили, но подполковник Данилов в темноте нарвался на автоматную очередь. Теперь, оттащенный в один из ДЗОТов на берегу, умирал, так и не приходя в сознание. Там, на бывших финских позициях, без всякой команды, организовали лазарет и сейчас собирают всех раненых. Кирпонос приказал 329 полку, чей батальон позорно бежал с поля боя, занять позицию в лесу вдоль дороги и если надо — сдохнуть, но белофинов не пропустить. Лыжников растянул по лесу цепочкой, чтоб не давали малым группам просачиваться, а сам с 252 полком, саперами и танкистами занял оборону подковой, от Мухулахти до берега. Главное удержать плацдарм, что б когда подойдут подкрепления, их не выкосили на льду. Оставшиеся пушки разместил на бывших финских позициях, что б не дай бог они врагу не достались, все пережить можно, но если пушки пропадут, точно головы не сносить. С часу ночи стали подходить одиночки со стороны залива. Новости были безрадостные. Их колонну бомбили и обстреливали беспощадно, до самой темноты, сколько самолетов даже сказать не могли. Наши в воздухе появлялись, но их били, уж больно много финнов летало. Командиров поубивало, часть людей и машин повернули обратно, кого-то расстреляли комиссары, кто-то пошел дальше. Шли на звуки боя, понимали, что подмогу оказать нужно, только не получилось всем дойти. Когда до берега оставалось километров семь, со всех сторон стали появляться белые тени, прошелестят лыжами, стрельнут по человеческой массе и снова нет их. Заняли оборону, танки в круг поставили, стали кругом фарами светить, зря это сделали, на свет полетели мины, может и не много но точно, зарраза. После десятка взрывов лед подался, вода пошла, кто-то провалился, началась паника. Самые отчаянные вперед рванулись, все одно помирать, так лучше до берега добравшись, на твердой земле оно как-то веселей.