Сухэ-Батор
Шрифт:
Посовещавшись с начальником училища и дав приказ быть наготове, Сухэ-Батор вернулся в министерство. На ликвидацию банды были мобилизованы люди, проявившие себя в боях.
Ночь выдалась хлопотливая. Сухэ-Батор сам проверял посты, наряды. Арест заговорщиков, однако, произошел бесшумно. Монастырь был окружен. Саджи-лама и еще сорок семь бандитов были схвачены цириками. Выволокли желтое знамя восстания, отобрали оружие.
Под гневным взглядом Сухэ-Батора Саджи-лама заметался, упал на колени, стал молить о пощаде. Он сразу же предал своего «святого» учителя богдо-гэгэна. Он, Саджи-лама,
— В тюрьму всех! — приказал джанджин. — Будем судить.
Узнав об аресте заговорщиков, богдо-гэгэн немедленно вызвал Бодо.
— Мы погибли!.. — простонал он, схватившись за голову. — Сухэ прикажет расстрелять меня. Спаси, спаси, заступись!..
Все величие с «солнечно-светлого» будто рукой сняло. Он больше не изъяснялся туманными, велеречивыми фразами. Когда штык приставлен к горлу, тут уж не до рассуждений о вечности жизни и суетности всего земного. Только бы уйти от расплаты!..
Бодо сморщился, задумался. Он сам ощущал дрожь в коленях. Один вид Сухэ-Батора вселял в него ужас. Но Бодо верил в святость Джебдзундамбы. Он собрал все свое самообладание и произнес:
— Земное преходяще. Кто перерождался восемь раз, переродится и в девятый. Достигшему высшей святости смерть не страшна, ибо он бессмертен.
— Но я не хочу! — закричал богдо. — Отведи нож от моей груди. Сейчас сюда придут цирики. Уговори Сухэ-Батора. Я всегда был милостив к нему. Это я в пятый год нашего правления четвертого месяца первого дня повелел повысить его в звании по службе на одну степень. Разве не я поставил нашу печать на той бумаге, с которой он ездил в Советскую Россию? Мы всячески содействовали его успехам.
— Учитель, недостойный ученик ваш сделает все, что в его скромных силах. Я поговорю с доблестным Сухэ. Но в этот трудный дёнь учитель должен выступить с разоблачением низких заговорщиков, отречься от них. Пусть погибнет за дело религии часть, но сохранится целое.
В тот же день богдо-гэгэн выступил с разоблачением «бунтовщиков». Они посягнули на святое дело, хотели посеять смуту, нарушить мир и благоденствие, дарованное богами и Красной Армией. И только благодаря бдительности доблестного Сухэ-Батора козни смутьянов были пресечены. Богдо, как монарх государства, не раз предостерегал Саджи-ламу от подобных заблуждений, ибо нарушение «Клятвенного договора» есть святотатство. Заговорщиков следует сурово наказать.
Будучи монархом Монголии и отцом своих детей— верующих, он просит лишь за Саджи-ламу, известного своей святостью. Саджи-лама оказал в свое время большую услугу желтой религии, освободив его, богдо, из хищных рук гаминов. За одно это следует простить Саджи-ламе все его ошибки и прегрешения против закона.
— Заговорщиков будет судить военный суд, — сказал Сухэ-Батор. — Мы верим в непричастность святейшего богдо к этому делу и принимаем к сведению его заявления. Нарушения «Клятвенного договора» со стороны монарха допущено не было.
Богдо-гэгэн облегченно вздохнул. Гроза миновала. Заступничество Бодо и его мудрые советы помогли. Достойнейший из учеников… Теперь следует подумать о спасений Саджи-ламы — не
Но Джебдзундамба заблуждался. Сухэ-Батор был беспощаден к врагам революции, и заступничество Бодо, такого же заговорщика, никакого значения не имело. Слишком уж очевидны были улики против богдохана. Но приходилось учитывать обстановку в стране. Конфликт с богдо-гэгэном был бы несвоевременным. Партия и народная власть решили оставить пока монарха на троне. Поведение Джебдзундамбы никого не могло ввести в заблуждение. И впредь от него следовало ожидать всякого рода провокаций.
Сейчас наиболее опасным врагом был Бодо. Скрытый, коварный враг… Бодо занимал пост премьер-министра и умело использовал свою власть, стремясь подорвать доверие аратов к Народному правительству. Он прикидывался «самым большим революционером», обвиняя Сухэ-Батора и настоящих партийцев в нерешительности, призывал к новой революции против всех недовольных и в то же время сам сеял недовольство всюду, где только можно.
— Мы должны бороться с пережитками маньчжурского и китайского владычества! — призывал он. — Маньчжуры всех побежденных заставили отрастить косы. Сухэ-Батор не носит косы, я тоже не ношу косы. Все настоящие революционеры обрезали волосы.
И Бодо издал указ о принудительном отрезании кос у мужчин.
Это вызвало озлобление. Араты заволновались. Никто из них даже не подозревал, что косу монголам навязали маньчжуры. Косу носили с незапамятных времен, к ней привыкли. Чем длиннее коса, тем больше почета. Теперь старцев валили на землю и, не обращая внимания на вопли и мольбы, стригли.
А Бодо в своих «революционных» устремлениях шел еще дальше.
— Страна испытывает великие лишения, а женщины носят серебряные и коралловые безделушки! — кричал он. — Стыдно истинным революционерам навешивать на себя украшения. Все украшения конфисковать! Кто окажет сопротивление — в тюрьму!.. Так велит Сухэ-Батор!
Узнав о проделках Бодо, джанджин пришел в ярость.
— Он хочет поссорить нас с аратами. И в то же время посещает Саджи-ламу, подготавливает побег. А что проделывают эти негодяи-министры Чагдуржаб, Пунцук-Дорджи и прихвостень Бодо — Сульбэ? Они пытаются установить связь с подлым изменником унгерновцем Дамби-Жанцаном и Чжан Цзолином!
Пора уже покончить с этим белогвардейским сбродом, пока они не прикончили революцию.
6-й пленум ЦК Народной партии, состоявшийся в январе 1922 года, по предложению Сухэ-Батора отстранил от поста премьер-министра Бодо, также были смещены со своих постов Чагдуржаб, Пунцук-Дорджи и другие давние враги революции. ЦК постановил исключить Бодо и его приспешников из партии.
Несколько позже, 16 июля, Народное правительство в целях борьбы с поднимавшей голову контрреволюцией и иностранной агентурой учредило Государственную внутреннюю охрану (ГВО).
— Наконец-то мы создали свою ВЧК, — говорил Сухэ-Батор удовлетворенно. — ГВО будет карающим мечом в руках народа. Мы должны следить, чтобы свобода, которой мы с вами добились, не попала обратно в руки внешних захватчиков и местных феодалов. Для того чтобы не потерять эту свободу, надо беспощадно бороться против врагов, углубляя революцию.