Сухуми: зеркало воспоминаний
Шрифт:
В один из таких дней Манучар поделился с нами, что к его соседке Лали внучка из Москвы приехала, невероятная красавица, и что недели не пройдет, как она в него влюбится и бегать за ним будет. Он говорил так, что по моему телу пробегали тысячи токов одновременно, но я молчал. Молчал, когда он привел Кристину к нам в компанию познакомиться, а я сделал вид, будто впервые ее вижу. Я промолчал, даже когда она смотрела на меня непонимающим взглядом. Молчал до тех пор, пока Манучар не сказал, что на диком пляже вечером они встречаются. И тут меня будто облили холодной водой, я бежал, сбивая своими вьетнамками все камни
– Ты не должна к нему идти, – выдыхая горячий воздух, говорил я Кристине, стоя у ее дома.
– Тогда ты всем скажешь, – не договорила Кристина.
– Что скажу? – глубоко вдыхая, спросил я.
– Все скажешь и всем, – сказала она.
– Но…
– Если не скажешь, то я пойду, – развернувшись, Кристина ушла.
Ее слова очень подействовали на меня, и я решительно был готов пойти и все рассказать Ману и ребятам, но, только подойдя к ним, увидел счастливого Ману, который стоял с букетом гортензий.
– Чанту, смотри, Ману какой важный поймал, – улыбался Чуня, поправляя у Манучара воротник льняной рубашки. Я впервые видел его таким красивым и опрятным.
– Ну ты и исполнил, васса, – отшутился Манучар.
Я смотрел и не понимал, почему на его лице нет ни капли стыдливости, ни капли смущения от того, что он влюблен в девушку.
– Ты влюбился? – неожиданно спросил я Манучара, сильно приблизившись к нему.
– Ора! – от неожиданности воскликнул Чуня.
– Да, – твердо ответил Ману и очень странно на меня посмотрел.
– Вааа, клянусь маханей, ты красавец, – резюмировал Чуня.
Оставалось пару часов до его встречи с Кристиной, мы сидели «у Акопа» и пили свой очередной кофе. Манучар попросил меня к определенному времени принести конфеты и фрукты. Я противился, что Чуня может это сделать, но Ману настаивал, чтобы это был я. Поэтому пришлось согласиться, дабы не компрометировать себя. К вечеру я стоял и выжидал, пока Ману подаст знак. Я был очень далеко и видел только их очертания. Ману должен был встать и потянуть руки кверху, чтобы я заметил и подошел к влюбленной парочке.
– Чанту! – воскликнул Манучар, а Кристина удивленно посмотрела на меня.
– Вот ваши фрукты, – немного сухо произнес я.
– Это уже ваши фрукты, – ответил Ману.
Я непонимающе смотрел на Манучара, а он посмотрел на меня и улыбнулся.
– Я тебе что, архаровец какой-то, что у близкого любимую забирать буду? – сказал Ману. – Давайте тут не балуйтесь только, – добавил он.
– Ману, – хотел я что-то сказать, но Манучар ударил меня по плечу и пошел в сторону дороги.
Я до сих пор не могу понять, как ему удалось все понять. Мы провели с Кристиной один вечер, а потом еще один. До ее отъезда друзья меня потеряли, а Манучар ничего не стал им рассказывать. В конце августа Кристина уехала, а к следующему лету уже началась война, и мы с ней так и не встретились больше в Сухуми. Этот город подарил мне не только сладость первой любви, но и лучших друзей, которые готовы были отказаться от своего счастья ради моего. После Чуня рассказал, что Манучар знал Кристину очень давно и постоянно говорил о ней. Разве я смогу где-то найти еще таких преданных друзей? Нет, наверное, уже никогда.
Пасха в Сухуми
Воскресное утро, бабушка ворвалась ко мне в комнату со словами: «Кристе
– Ауффф, беби, чуть позже он не мог воскреснуть, а? – полусонный, сказал я.
Как только я произнес это, бабушка влепила мне хорошую оплеуху, которая пробудила меня ото всех сонных грез. В нашей семье главной была бабушка, поэтому на всей советской земле в нашем доме главенствовала христианская идеология, которую бабушка вложила в меня с самого рождения. Когда я родился, она тайно крестила меня, а после на каждый церковный праздник водила на службу, учила молитвам. Все до того момента, пока я не пошел в школу и не столкнулся с атеистичным взглядом не только нашего биолога, но и почти всего преподавательского состава.
Но даже несмотря на советскую власть, в Сухуми большинство все же отмечало Пасху. Это можно было заметить по настроению в городе, по тому, как все выбегали во двор с крашеными яйцами. В каждом доме был кулич, из каждого дома доносился запах жареного поросенка, которого принято резать на Пасху.
Куличи, кстати, достать было совершенно невозможно – в магазинах не продавали куличи, только один кекс «Весенний», который и был подобием Кулича. Поэтому все обращались к моей бабушке, которая пекла две ночи для соседей и нас. Все знали: у Циалы самые вкусные куличи с огромным количеством изюма и творога.
Мое утро началось очень рано, ни одно воскресенье не начиналось для меня в 8 утра, кроме пасхального. Но плохое утреннее настроение быстро сменялось на более задорное, стоило мне только выйти во двор и выиграть у ребят в битве на самое крепкое пасхальное яйцо.
У меня была своя хитрость, с ночи я оставлял яйцо в морозилке, успевал им выиграть у двух трех, пока яйцо не прогревалось на солнце, а после вновь бежал за другим, дожидавшимся меня в морозильной камере. Но был у нас во дворе один хитрец, так он умудрился выиграть всех, покрасив яйца цесарки. У цесарки очень крепкие яйца, поэтому все были повержены, даже я со своими холодными яйцами.
Яйца цесарки очень дорого стоили, каждый из мальчишек хотел их добыть. Некоторые даже умудрялись где-то купить декоративные деревянные яйца, но их сразу разоблачали, потому что деревянное яйцо отличалось по весу. Местные власти всеми способами пытались помешать людям отмечать Пасху, но у них ничего не получалось. В канун Пасхи по телевидению показывали лучшие заграничные фильмы, которые обычно считались запрещенными. На что только не пойдешь, лишь бы не пустить людей в церковь, но люди все равно шли. Кстати, шли не только бабушки со своими внуками, но и молодые женщины и мужчины.
В школах нам официально запрещали приносить на уроки крашеные яйца, но я точно знаю, что завтра в школу все придут с главным символом Пасхи и на переменах устроят чемпионат. Я не знаю, какой смысл запрета, когда все его нарушают. Директор школы все прекрасно понимала, потому что после нас весь школьный двор был в яичной скорлупе и яйцах, ведь никто их не ел – весь интерес был в том, чтобы удариться с противником. Два года подряд они стали переносить воскресные и рабочие дни: сделали пасхальное воскресенье рабочим за счет Первомая. Всех строго-настрого предупредили, что надо прийти, пересчитывать будут.