Суккуба
Шрифт:
«Прибалтийка» открыла глаза, медленно встала на колени, с видимым усилием – поднялась. Рубцы на ее теле почти уже рассосались, кожа вновь стала чистой и гладкой. И это было удивительно, просто потрясающе, хотя Таня и знала, что следует ожидать – после той драки в салоне самолета. Никак не привыкнуть к этим чудесам!
– За мной! – приказала Лена, и не оглядываясь зашагала к выходу из зала, туда, где виднелся залитый ярким светом коридор.
По коридору они прошли метров пятьдесят, Лена толкнула какую-то дверь, она открылась, Лена вошла, иследом за ней втянулись все девушки, растерянно
А посмотреть было на что. Таня видела что-то подобное только в порнофильмах о садо-мазохистских игрищах. На стенах – плети, кнуты, цепи, узкие палки и тонкие прутья, посреди зала, и ближе к стенам – станки, о предназначении которых Таня не знала. Но догадывалась. И эта догадка бросала ее в дрожь.
– Встань сюда! Ну?! – Лена толкнула Рыжую к центру зала – Руки подними, быстро! Вот так! Стой спокойно! Не шевелиться!
Лена сноровисто и быстро зацепила руки Рыжей в специальные захваты-наручники, покрутила что-то в машине-приспособлении, стоявшей рядом на полу, и Валентина так и осталась – с вытянутыми вверх руками, переступая на месте длинными, гладкими ногами. Она вправду была красива – особенно сейчас, когда груди задрались вверх – тяжелые, упругие, подрагивающие под своей тяжестью, но не отвисшие до пупка, как это часто бывает у полногрудых женщин. Девичья грудь – вот как это можно назвать.
Лена сняла со стены гибкий, кожаный кнут и протянула Тане:
– Возьми! Двадцать ударов ей – и ты будешь прощена за участие в драке. Только бить по-настоящему, без дураков. Увижу, что удар нанесла не в полную силу – встанешь рядом с ней и получишь столько, сколько нанесла слабых ударов. Поняла?
– Поняла! – Таня стояла ни жива, не мертва. Ей – быть палачом?! Истязать?! О господи! Да что же это творится-то?!
– Ну, что застыла – бей! – выдохнула Лена – Она тебя оскорбляла, она тебя унижала – бей, выбей из нее всю дурь! Пусть она зарыдает! Пусть плачет, как дитя! Она заслужила боль! Она тварь! Сука! Бей! Ну?!
– Не буду! – в Тане вдруг что-то взвилось, будто отскочила крыша кипящего чайника – Я не палач! Вам надо, вы и бейте! Я не подписывалась мучить людей!
– Ты подписывалась выполнять все, что мы тебе прикажем – голос Лены спустился до шепота, почти свиста. Сейчас она была похожа на огромную змею – А раз ты отказываешься выполнять приказ – значит, должна быть наказана. Во-первых, ты теряешь десять тысяч долларов своего жалованья. Во вторых…становись! Да, рядом с ней! Быстро! Руки вверх! Вот так!
Стоять было не больно – оковы, как оказалось, внутри проложены мягким материалом – то ли поролоном, то ли тканью. Но вот ожидание боли, этот страх, заставляющий мочевой пузырь разжаться и пустить струйку – это хуже всего.
Таня даже описалась – она почувствовала, как по бедру потекла тонкая горячая струя. Стыдоба, да! Но Таня очень боялась боли. И чуть не закричала: «Не надо! Перестаньте! Я все сделаю! Я буду бить!» Но что-то ее остановило. То ли природное упрямство, то ли взгляд Рыжей – отчаянный, как у зверя, загнанного в угол.
Ничего, перетерплю! – подумала Таня, и закрыла глаза, чтобы не видеть происходящего.
– Всем взять кнуты! Любые! По руке! Будете их пороть!
Таня не видела, кто нанес первый удар – такой жгучий, такой болезненный, что она закричала и задергалась, повисая на руках. Удар пришелся по груди, прямо по соскам – крупным, красивым, ее гордости – и рассек левый сосок прямо до крови.
Второй удар – по бедру.
Третий пришелся в пах, прямо по киске, как будто нарочно туда и метили. Нежная кожа разошлась, закровоточила, и Таня завопила что есть силы. Все, что она испытывала до сих пор, вся та боль – начиная с детства, и заканчивая поркой в коридоре административного здания Корпорации – все было детскими играми. Эта боль не сравнится ни с чем – если только не с поджариванием на костре!
Удары сыпались один за другим, и боль была такой невыносимой, что Таня впала в состояние, подобное трансу, в полусон-полуявь, когда мозг понимает, что происходит, но не может, не хочет ничего поделать, кроме одного – позволить сознанию убежать в самые дальние уголки своей «кладовой».
И Таня «убежала». Она смотрела как со стороны на то, что делают с ней, и что делают с Рыжей. Себя она не видела, видела только мучительниц с кнутами и плетьми в руках, но то, что сделали с соседкой – видела прекрасно. Лохмотья кожи, кровь, стекающая по бокам и бедрам, запрокинутую голову девушки, изо рта которой несся вой, полный страдания и ужаса. Какой бы крепкой Рыжая ни была – эта боль превосходила человеческую возможность терпеть на несколько порядков!
А потом Таня повисла на руках без чувств, и все, что происходило дальше осталось за пределами ее сознания. Она не видела, не чувствовала, как ее сняли с канатов, как отнесли в комнату, отмыли от крови – те же руки, что недавно секли ее практически насмерть.
Раны, пока ее мыли, закрылись, уже не кровоточили, и когда Таня оказалась в постели – чистая, насухо вытертая полотенцем – постельное белье, сшитое из бежевого шелка осталось прежним, чистым и приятным на ощупь.
Так начался первый день Тани на Острове.
Глава 5
Сквозь сон услышала – кто-то коснулся бока! Кто-то еще в постели есть, кроме нее!
Отпрянула, ничего не соображая, движимая лишь одной мыслью – подальше от опасности! Бежать! Защищаться!
– Тихо ты, внатури! Не кипешись! Свои! – голос был знакомым, таким знакомым, что мороз по коже.
– Ты зачем здесь? Что тебе нужно?! – Таню просто-таки заколотило.
Зачем она пришла? Убить?!
– Да тихо ты! Не ори! Я что хотела сказать…спасибо!
– За что?
– За то, что отказалась меня бить. Ты чумовая девка! Извини, что я на тебя наехала. У тебя такая физиономия детская…думаю – маменькина дочка! Приехала, чтобы мою работу отнять, сука! Такая злость меня взяла! А ты здоровская девчонка. Правда, что откусила хер чуваку? Что он тебя изнасиловать хотел, а ты его кастрировала?