Сулейман. Я выбрал тебя
Шрифт:
– Хорошо, – по-доброму усмехается Сулейман, целуя меня в висок и, щелкнув сигнализацией, устремляется вперед.
Уверенная походка и серьезный взгляд производят впечатление на окружающих, потому что они, еще минуту назад безразличные, замечают его, тут же сворачивают с пути и уступают дорогу. Будто заранее знают, что не выстоят при столкновении. Семеню следом и с интересом поглядываю по сторонам.
Мой спутник не плутает, а движется целеустремленно, ярко демонстрируя, что здесь не единожды бывал. Вряд ли этому можно завидовать, скорее уж сопереживать,
– Спасибо, что так быстро.
– Прекрати, Вить, – отмахивается мой спутник и тут же прижимает меня ближе к себе, – знакомься лучше, это моя Маша.
Краснею мгновенно. Это султановское уверенное и четкое «моя Маша» звучит как признание, да еще и сразу границы очерчивает, будто мужчина опасается, что на меня хоть кто-то позарится. Смешно, но приятно.
– Муромцев Виктор. Лучше просто Витя, – протягивает руку уже не незнакомец и кивает в сторону левого коридора, – пойдемте к девочкам, скоро врач подойдет.
Палата оказывается семейной. Просторной и светлой. Кроме кровати в углу располагается довольно большой диван, есть шкаф для вещей и плазма над небольшим столиком.
Знакомство с Ксюшей и Нюткой проходит удивительно легко и так тепло, что я в первые мгновения теряюсь. Стоит Сулейману меня представить, как старшая Муромцева не просто протягивает руку, а крепко, тепло обнимает, доверительно сообщая, что именно такой меня и представляла. А маленькая красотка, улыбаясь бледными губками, цепко обхватывает пальцы, заставляя сесть на краешек ее кровати.
– Ты красивая, – произносит она, внимательно меня рассмотрев, – только папу не обижай, он хороший.
– Не буду, – обещаю малышке, тепло ей улыбаясь, а в груди будто током прошивает и в глазах печет.
Такая крохотная еще, а уже во всю заботу о любимых проявляет. Не зря говорят, что люди, пережившие трудности и трагедии, чувствуют острее и более открыты в проявлении эмоций.
Не успеваем мы пробыть в палате и десяти минут, как туда входит лечащий доктор Нютки и медсестра. А дальше начинается какая-то круговерть. Вопросы, ответы, назначения. В итоге сдавать кровь забирают и Сулеймана, и меня, не желающую оставаться в стороне. А я узнаю, что кровь донора и кровь реципиента должны совпадать не только по группе и резусу, но также обладать какой-то индивидуальной совместимостью.
Наши с Нюткой показатели оказываются даже чуть выше, чем у девочки с ее крестным, потому в медицинский бокс отправляемся с Сулейманом на пару. Там впервые я понимаю, что значит ревность во всей своей красе.
Молодые медсестры, оживившиеся при виде статного привлекательного мужчины, начинают активно жужжать и строить ему глазки, любыми способами обращая на себя внимание. И пусть меня они тоже не игнорируют, но от Султанова не отходят, даже когда выполняют все необходимые
Не желая участвовать в общем наигранном веселье, отворачиваюсь к окну. Кружащийся большими хлопьями снег навевает меланхолию, я же задумываюсь, как вообще умудрилась оказаться в таком странном положении. Не иначе, как помутнение мозга словила. Еще совсем недавно я четко и основательно ненавидела Султанова за наше прошлое. Но каким-то невообразимым способом он сумел оправдаться, сломал все барьеры и вновь забрался в сердце. Стремительно, глубоко, потому что по-другому не умеет. И это явно повлияло на меня. Всегда самостоятельная, жесткая и уверенная, я будто расслабилась, стала полной противоположностью себе прежней. Чувствительной, ранимой и боящейся его потерять.
Не успеваю провалиться в очередное самобичевание и неуверенность, как ощущаю чужое прикосновение к руке, в которой находится катетер. Еще не повернув голову, я знаю, чья ладонь согревает меня. Потому что так остро реагировать, чтобы до мурашек по коже и бабочек в животе, могу только на него. Сулейман аккуратно сжимает мои пальцы и, почти не моргая, смотрит в глаза.
– Всё хорошо? – уточняет одними губами, ловя все эмоции, что я не успеваю скрыть.
– Да, – отвечаю также беззвучно, растворяясь в его взгляде.
И больше нет посторонних, никого нет. И ничего. Только я и он, и пламя в его глазах.
***
– Поехали со мной, обещаю, тебе все обрадуются, – произносит Сулейман, обхватывая мои ладони, в которых я держу стаканчик со сладким горячим чаем.
Смотрю на него, такого расслабленного сейчас и умиротворенного, и верю, но, чуть обозначив улыбку, отрицательно качаю головой.
Я однозначно пока не готова знакомиться с его родственниками. Это слишком серьезный поступок. А мы и так умудряемся двигаться в наших отношениях семимильными шагами. Думаю, немного сбавить обороты – будет более чем правильно.
– Нет. Я лучше отдохну, поваляюсь, посмотрю телевизор, – киваю на широкую плазму, висящую на стене. – Такой насыщенный день выдался, что голова кругом. В переносном смысле, – добавляю тут же, замечая, как внимательные карие глаза чуть прищуриваются.
Нас отпустили из медкабинета два часа назад, предварительно проверив и убедившись, что оба чувствуем себя вполне хорошо. Но, прежде чем покинуть больницу, мы еще раз навестили семейство Муромцевых и договорились, что завтра с утра, когда начнется плановая операция, будем рядом.
И вот сейчас сидим в гостиничном номере, который Сулейман снял по моей просьбе. Мини-отель квартирного типа мне сразу понравился. И не только потому, что от больницы до него можно дойти пешком, перейдя наискосок парк, но и потому, что он небольшой и вместе с тем какой-то домашний и уютный, а персонал приятный и располагающий к себе.
– Уверена? Обещаю, тебе никто не обидит, – сдвигает он брови вместе, наигранно хмурясь.
– Уверена, поезжай, – перевожу взгляд на вновь вибрирующий телефон Сулеймана, где высвечивается слово «мама».