Султан и его гарем
Шрифт:
Сирра не сомневалась, что бедная старуха стала жертвой Мансура и грека, ее убили вместо нее. Она была уверена, что смерть предназначалась именно ей, Ганнифа же случайно попалась в руки подстерегавшего свою жертву убийцы.
Достигнув противоположного берега, повозку выкатили с парома, и Будимир снова погнал своего мула, чтобы скорее добраться до места казни.
В это время Гассан был вдвоем с султаном в его кабинете. Он знал, что через несколько часов совершится казнь пророчицы и что с нею исчезнут все улики, необходимые, чтобы низвергнуть Шейх-уль-Ислама.
С каждым
Но вот в кабинет явился камергер и доложил Гассану, что Шейх-уль-Ислам во дворце и настоятельно просит султана об аудиенции.
Гассан поручил камергеру продержать Шейх-уль-Ислама до тех пор, пока он не придет звать его в кабинет султана.
– Что там такое? – спросил султан, когда камергер безмолвно удалился.
– Мансур-эфенди просит аудиенции у вашего величества, – отвечал Гассан, сразу угадавший, что тот пришел доложить султану о бегстве Зоры.
– Что ты хотел сообщить мне сегодня утром о великом муфтии и о приговоренной к смерти лжепророчице? – спросил султан.
– Я хотел открыть вашему величеству, что пророчица эта была орудием Мансура-эфенди!
– Орудие Мансура? Для чего?
– Для того, чтобы с ее помощью усилить свою власть, свое могущество и, прежде всего, расположить в свою пользу светлейшую султаншу Валиде!
– Это тяжкое обвинение, Гассан-бей, – сказал Абдул-Азис.
– Я никогда не решился бы легкомысленно рисковать доверием и благосклонностью вашего величества, – отвечал Гассан. – Я говорю правду! Мансур-эфенди пользовался для своих целей тем уродом, которому он дал название «чуда» и сделал пророчицей; она сама призналась мне в этом. Еще не ушло время допросить ее, однако надо поторопиться, Мансур-эфенди очень проворен, он хочет устранить эту соучастницу своих тайн, которая кажется ему теперь опасною, и сегодня же вечером совершится ее казнь!
– Ведь пророчица обвинена в убийстве!
– Это ложное обвинение, сделанное для того, чтобы скорее и под прикрытием закона совершить ее казнь!
– Кавасы нашли ее на трупе!
– Убитая была дружна с нею! Убить хотели пророчицу, и только случай спас ее! Ее вызвали ложным известием из дома софта в это отдаленное место! Вместо нее пошла та, которая через несколько часов после того была найдена убитой!
– На кого же ты имеешь подозрение, Гассан?
– Пока еще я не могу ответить на это вашему величеству, но клянусь моим вечным спасением, что пророчица не совершала этого преступления!
– Позови ко мне великого муфтия! – приказал султан. Гассан возбудил в нем и более важное подозрение: он снова вспомнил, что Мансур-эфенди все еще не дал ответа по делу о престолонаследии! Это замедление, это молчание были все равно что отказ. Итак, все милости, которыми осыпал Абдул-Азис Шейх-уль-Ислама, пропали даром, он понял это. Сейчас ему впервые показалось подозрительным, что мать его, султанша Валиде, в последнее время совсем перестала враждовать с Шейх-уль-Исламом и стала недоверчиво относиться к нему, по-видимому заключив с ним мир! Уж не заговор ли это? Не прав ли Гассан? Этот Мансур не один ли из тех
Абдул-Азис вполне доверял Гассану. Его обвинение не могло не оказать воздействия на султана. Но султан, казалось, хотел поставить Шейх-уль-Ислама лицом к лицу с человеком, предъявившим ему обвинения. Гассан ввел Мансура в кабинет; последний сразу угадал беду, как только его заставили ждать. Однако он ничем не выдал своего недоверия и с гордым, величественным видом прошел в кабинет султана.
Шейх низко поклонился императору и сделал недовольный вид, когда Гассан встал возле своего повелителя.
– Ты пришел доложить мне, что пророчица будет казнена? – спросил Абдул-Азис.
– Я пришел к вашему величеству с другою вестью, – отвечал Мансур-эфенди, не удостоив Гассана даже взгляда, – с вестью о событиях, которые привели меня в крайнее изумление и которые немедленно должен довести до сведения вашего величества!
– Ты возбуждаешь мое внимание, великий муфтий. Что это за события?
– Убийца Магомета-бея, начальника твоих телохранителей, в прошлую ночь бежал из тюрьмы сераля!
– Офицер, который содержался там под арестом? – с досадою спросил султан.
– Зора-бей, ваше величество, бежал ночью, и все попытки догнать и задержать его были тщетны.
– Убежал? Как это могло случиться?
– Двери тюрьмы открылись перед Зора-беем, – отвечал Мансур-эфенди с иронической улыбкой.
– Двери открылись?
– Обстоятельство это кажется удивительным, – продолжал Шейх-уль-Ислам, злобно улыбаясь, – но с дозволения вашего величества я сейчас же разрешу загадку!
– Говори!
– Молодой офицер, который стоит возле вашего величества, приказал открыть двери и вручил беглецу необходимые бумаги!
Султан вопросительно взглянул на Гассана.
– Что такое? Что все это значит? – строго спросил он.
– Его светлость, мудрый и правосудный Шейх-уль-Ислам изволит говорить правду, ваше величество! – невозмутимо отвечал Гассан. – Зоре-бею прислан был приказ из министерства иностранных дел! Он был назначен военным атташе в Лондон и немедленно ночью уехал к месту своего назначения, где он, вероятно, добьется таких же успехов, как и в борьбе с мятежными арабами!
– И ты, Гассан-бей, вручил ему этот приказ?
– Точно так, ваше величество!
– Я пришел просить ваше величество о преследовании беглеца и наказании виновного, – продолжал Мансур.
– Разве ты не знал, что Зора-бей арестован по моему именному приказу? – обратился султан к Гассану. – Как мог ты явиться подателем бумаг?
– Я поступил по совести: Зора-бей – верный слуга вашего величества! Тот же, которого он наказал за недостойный поступок, служил не вашему величеству, а Шейх-уль-Исламу, – бесстрашно отвечал Гассан. – Пусть гнев вашего величества падет на меня и на Зору-бея – нас поддерживает сознание, что мы верой и правдой служим вашему величеству и никому больше!.. А Магомет-бей душой и телом предан был его светлости Шейх-уль-Исламу и исполнял лишь одни его приказания, никогда не могли бы вы, ваше величество, удостоить его полного доверия!