Сумасшедший

Смирнова Кристина

Что-ж, в тот день и меня не обошло знакомство с Андреем Волковым. Оно было странным.

– Ловлю.
– Воскликнул он, ухмыляясь, бросая несколько собственных книг на пол и перехватывая меня, стопку, которую я получила на нас с Виталькой в библиотеке. На выходе из которой я благополучно запнулась о порог.
– Поймал.

Смеется он, аккуратно прижимая меня и успев перехватить несколько книг. Он высокий. Он очень крепкий, и руки большие. Теплые. Пригибается, складывая книги, что успел спасти, помогая выпрямится, заглянуть в его темно карие глаза. Смотрит в ответ, и смех его резко

обрывается, а глаза... не знаю... в них проскользнуло, что-то жуткое, странное, но тут же пропало. Он улыбнулся, и прежде чем отпустил мою талию, его руки дрогнули.

– Спасибо...
– Прошептала и скорее всего, покраснела от своей неловкости. Всегда так.

– Андрей.
– В противовес, представился парень, пристально разглядывая меня.

– Аня.
– Тихо представилась и тут же заметила спешащего к нам Витальку.

– Заучка, не могла меня подождать?
– Виталька ловко обогнул Андрея, забирая из рук остатки стопки.

Отвлеклась, помогая ему, а когда повернулась, поблагодарить спасителя, он уже уходил. Отчего-то подумалось, что это хорошо.

– Что этому хлыщу нужно было?
– Серьезно спросил Виталька.

– Предотвратил посадку моего лица на пол. Спас несколько книг, от той же участи.

– Послал же Боженька... мало того, что заучка, так еще и неловкая.

– Не подскажешь, почему я тебя еще терплю?

– Любовь, она знаешь какая коварная?
– Лукаво подмигнул и звучно чмокнул в губы.

Он именно таким мне и запомнится - теплым, смешливым, моим..., тогда еще моим.

Поймал.

– Мама!

Врываюсь в обезличенный коридор, испугано ища глазами худую фигурку мамочки. Она сгорбилась и разом постарела на несколько лет. В темных волосах, то тут, то там мелькают блики седины.

– Мамочка!

– Тише Нют.
– Я обнимаю ее.
– Выгонят еще.

– Ты можешь мне рассказать, что случилось?
– Всхлипываю, давясь слезами, которые, наконец, хлынули из глаз. В голове какой-то шум, и беспорядок после того, как мне позвонила соседка посреди ночи и передала, что отца и еще нескольких шахтеров засыпало в шахте.

– Я сама еще ничего не знаю ребенок.
– Мамочка у нас сильная, она не плачет, пытается сохранить холоднокровие в сложных ситуациях, но я же вижу, с каким трудом ей дается этот ровный тон.
– Обвал на шахте. Оперируют уже несколько часов.
– Ее голос дрогнул.
– А, что оперируют, толком не говорят.

– Господи.

Все на что меня хватает. Мама усаживает меня на стул и садится рядом, пожимая мою ладонь, опять горбясь. Мы сидим тут долго. Наступает утро, начинают сновать люди, больница в провинциальном городке быстро заполняется галдящими людьми и только ближе к обеду из отдела хирургии выходит взмыленный высокий мужчина с крупными чертами лица.

– Петрова Нина Андреевна?
– Он усталым взглядом обводит коридор, а мама уже рядом с ним заглядывает в эти усталые глаза, с отчаянной надеждой сжимая трясущиеся губы.
– Ваш муж вне опасности, нам удалось остановить внутреннее кровотечение, позвоночник в нескольких местах имеет опасные трещины, и еще есть подозрение на защемление нервов, но тут уже мы не властны.

– О чем вы?
– Настойчиво спрашивает

мама.

– Впрочем, рано конечно судить, нужно дожидаться пробуждения...
– Хирург мнется, а потом подавлено добавляет.
– Возможно ваш муж уже не сможет ходить. Простите.

– Что?
– Мама хватается за сердце, а я подаюсь вперед, обнимая ее и усаживая на опостылевшие стулья.

– Мамочка!

– Ничего доченька.
– Губы белые.

– Что-то можно сделать?
– Давлю на мужчину, что подобрался ближе к маме и пережимая кисть считает ее пульс, посматривая на часы.

– Не знаю. Говорю, еще рано делать выводы. Можно конечно сразу по приходу в сознание попробовать изыскать хорошего нейрохирурга, да только...
– И все понимают эту загадочную тишину. Навряд-ли какой-то "хороший" нейрохирург попрется в глушь спасать шахтера. Нет, конечно, если ему предложить денег... интересно сколько нужно? Хотя какая разница, их один черт нет!
– Да потом на реабилитацию...
– Очередная загадочная тишина.

Загадочным оказался этот хирург, но добрым, сам уставший, но все же сходил за водой маме, за одним принес успокоительного, добродушно похлопал по плечу и скрылся в своей вотчине явно спеша сдать смену и отправится отдыхать. А мы с мамой остались ждать, когда папа отойдет от наркоза, а еще ждать результатов осмотра, молиться. Нам ничего более и не осталось.

Периодически разминая затекшие ноги я спускалась на первый этаж, от звониться Витальке, соседке Раисе Павловне, старушке, что позвонила мне в общежитие. Всем, кому наше горе было не безразлично, а еще купить воды. Собственно ей я чуть и не захлебнулась, когда услышала:

– Анюта?

Обернулась, сомневаясь меня ли спрашивают, немного пугаясь знакомых, темно карих глаз.

– Андрей? Что тут делаешь?
– Недоуменно спрашиваю нахмуриваясь. Он не отвечает, смотрит пристально в глаза, словно решая что-то для себя, а потом усмехается, так жутко, непривычно, что неосознанно я делаю несколько шагов назад, наступая какой-то женщине на ногу, отчего тут же смущаюсь собственной неловкости и разбухшим языком прошу прощения.

– Отец еще не очнулся?
– Не замечая моей неловкости и проявляя странную осведомленность, спрашивает он.

– Что ты тут делаешь?

– Ловлю момент.
– Отвечает он приближаясь.
– У меня предложение.

– Какое?

– Твоего отца после пробуждения доставят в хорошую больницу к лучшим хирургам. Я узнавал, шансы не плохие, да и снимки Федор Николаевич добродушно передал им на совещание...

Не пойму, почему меня так отталкивает неуютный, маниакальный взгляд Андрея.

– Если...?

– Умная девочка...
– Он криво улыбается. Расчетливо, жестко, как человек, видящий свою цель и готовый прямо сейчас забираться на головы и идти по ним.
– Если ты станешь моей.
– Добавляет он, а кривая улыбочка так и не сходит с красивого лица.

– Я не шлюха!
– Зло выплевываю, пытаясь сдержать порыв со всей силы проехаться по его лицу. Пижон. А казался милым... хотя какой милый, тот его взгляд...

– Шлюх у меня и без тебя много. Я женюсь на тебе.
– Говорит этот сумасшедший, сверкая блестящими глазами.