Сумбурно хаотичный

Белитц Беттина

Но он взял мою руку в свою левую и положил её себе на горячую щёку. Что-то прохладное коснулось моего уха, и я автоматически схватила это, что оказалось одной из монет господина Рюбзама. Леандер уже продел в неё кожаный ремешок.

– Франк. Который был раньше. Не евро. А настоящая монетка-франк. Для тебя.
– Он снял её с себя и одел мне на шею, хотя при этом задохнулся от боли.
– Не плачь, шери. Всё будет хорошо.

– Нет, не будет!
– ревела я.
– Ты ранен, идиот! Почему ты сделал это? Зачем подвергал себя такой опасности?
– Я убрала у него со лба волосы. Он коротко открыл свой глаз хаски, потом последовал зелёный, прежде

чем, застонав, снова оба закрыл.

– Всё очень просто, Люси. Сеппо: трейсер. Ты была влюблена в него, - объяснил он вяло.
– И всё ещё влюблена немножко. Сердан: трейсер. Ты его целуешь. Восхищаешься им. Разговариваешь с ним совершенно по-другому, чем со мной. Так что я подумал, мне тоже нужно заняться паркуром, чтобы ...

– Чтобы что?
– спросила я робко, хотя уже догадывалась. Леандер не ответил, а положил свою здоровую руку мне на затылок и нежно притянул к себе вниз.

– Вот это, шери.
– Он пах мятой и гелем для душа и совсем немного водкой, а его ресницы щекотали мою щёку, когда мои губы коснулись его рта, почти случайно, как будто мы не намеревались этого делать. И всё-таки это казалось таким правильным, что я оставила их там, с ним, и с изумлением поняла, как тягостная, сверлящая тяжесть в желудке рассеялась и уступила место дикому трепету, который больше не хотел кончаться. Моё сердце немного болело, но это было нормально, я по-другому и не хотела. Немного это и должно причинять боль.

– Я думаю ..., - сказал Леандер хрипло, прижав губы к моей щеке.
– Я думаю, я ...
– Ещё раз он поцеловал меня, нежно, но решительно, и я поняла, что Софи понравилась в этом. Но это было не только прекрасно, нет, это было бесценное сокровище, на которое я хотела снова и снова смотреть и никогда не отдавать. Я даже не хотела об этом рассказывать. Потому что я в отличие от Софи знала, от кого был этот поцелуй. Никто другой не должен был целовать меня.

– Люси ... Я думаю, что теряю сознание.

И это действительно случилось. Леандер тихо лежал подо мной на мокрой листве, с оттенком улыбки на лице и не издавал больше не звука.

Со двора замка приближались голоса. Теперь я так же увидела, что свет фонарика блуждает по ветвям деревьев. Господин Рюбзам заметил, что я свалила. Они меня искали!

– Приди в себя, Леандер, пожалуйста!
– умоляла я и укусила его за щёку, положила мокрую листву на лоб, ущипнула за затылок.
– Проснись! Совсем коротко!
– Я уже говорила тоже, что он, когда посреди ночи хотел рассказать мне что-то совершенно неважное.

Голоса стали громче, смешанные с криками.

– Люси! Люси, ты там?

– Люси!
– Сеппо. Это были Сеппо и Сердан и господин Рюбзам ...

– Леандер, пожалуйста! Очнись!

– Что такое?
– прошептал он страдальчески.
– Хочу отдохнуть ...

– Что же мне теперь с тобой делать? Другие заберут меня отсюда, тебя они, наверное, не увидят, что же мне делать?

– Оставить меня лежать. Просто оставить лежать. Тогда я стану прозрачным и подожду, пока больше ничего не будет болеть ... ничего ...
– Он снова потерял сознание.

– Слава Богу, она жива! Идите сюда, я нашёл её!
– пронёсся крик господина Рюбзама по лесу. Минуту спустя Сеппо и Сердан подняли меня с земли и торопливо ощупывали, в то время как господин Рюбзам не мог перестать лепетать «Слава Богу». Снова и снова я бросала короткие взгляды в сторону Леандера, но тот оставался без сознания. Он не слышал никакого переполоха поднявшегося вокруг него.

– Всё хорошо,

спасибо, - сказала я рассеянно и оттолкнула руки Сеппо и Сердана. Я не хотела, чтобы меня кто-то трогал. Только Леандер мог теперь это делать, он же притворился мёртвым. Теперь наконец и господин Рюбзам понял, что я чудом осталась невредимой и его «Слава Богу» становилось всё более недружелюбным, пока к нам не присоединилась госпожа Дангель и оба начали дуэтом кричать на меня. Я какое то время безмолвно слушала и поняла по крайней мере это: Они увидели из окна господина Рюбзама, как я залезла на руины, потом легла плашмя на живот, упала вниз, сделав при этом сальто. Да, в их глазах это выглядело как паркур – правда, как паркур самого паршивого класса. И все думали, что я не пережила этот трюк.

– Потому что такое совершенно невозможно пережить, - заключил господин Рюбзам обессилено.
– Вокруг тебя должно быть целая армада ангелов-хранителей, Люси, ты это знаешь? Такое в принципе не возможно пережить невредимым ...

– Можно, - вмешался Сердан бурчащим басом - спокойно и дружелюбно, но так же явно поучительно. Господин Рюбзам и госпожа Дангель замолчали и смотрели на него.
– Можно, если занимаешься паркуром.

– Да, эта парковка ... об этом рассказывала госпожа Моргенрот, - пробормотал господин Рюбзам в замешательстве.
– И теперь Люси снова сделала это, хотя ей нельзя ... но ... откуда ...?
– Вопросительно он посмотрел на Сердана, который шагнул вперёд, так что его могли видеть все.

– Мы все занимаемся паркуром. Сеппо, Билли, Люси и я. Это мы собственно научили её! Это наша вина, что она забралась туда наверх. Так как из-за нас она перестала заниматься паркуром, потому что ...
– Пронизывающий взгляд Сеппо на одно мгновение заставил Сердана замолчать. И я тоже не решалось заговорить.

– Не важно, - сказал он наконец пренебрежительно.
– Её мать узнала об этом, а Люси была настолько благородной, чтобы не втягивать нас. Но мы все замешаны в этом. А Люси не позволяет себе что-то запрещать. Она делает это так или иначе. Вы же видите. Даже посреди ночи. Но если вы хотите кого-то наказать, то должны тогда наказать всех нас. Всех четверых. Хорошо?

– Дорогой Сердан, если бы ты хоть один раз столько много предложений построил на занятиях, мне бы не пришлось тебе каждый раз ставить четыре в устном, - проблеял господин Рюбзам. Я немного за него беспокоилась. Он выглядел как кто-то, кто очень долго был сильно болен и слишком рано снова встал на ноги. А устный средний бал Сердана был ну правда, не нашей главной проблемой. Господин Рюбзам провёл по своим редким волосам.
– Тогда вы занимаетесь этой парковкой ...

– Паркуром, Петер!
– исправила его госпожа Дангель резким голосом.
– Это называется паркуром!

– Вы об этом знаете?
– воскликнула я в изумлении и все посмотрели на меня, как будто у меня не было разрешения говорить.

– Я учительница французского языка, n’est-ce pas (франц. не так ли)?
– спросила госпожа Дангель насмешливо.

– Я ничего больше не понимаю, - сдался господин Рюбзам.
– И мне нужна сигарета. Люси, тебе где-нибудь больно?

Я покачала головой, хотя у меня очень даже кое-что болело. Моё сердце. Я не могла оставить Леандера лежать тут. Одного и раненого. И всё же это был единственный шанс. Поведение других было лучшем доказательством того, что он не стал видимым благодаря алкоголю - или между тем уже больше им не был. Потому что большую часть этой хреновины он снова выблевал.