Сумеречный взгляд
Шрифт:
— Извини, — ответил он. — Ты не обычный семнадцатилетний мальчик. Ты не мальчик. Ни один мальчик не узнал, не увидел и не сделал столько, сколько ты, и мне не следовало забывать об этом. Думаю, ты знаешь, что такое любовь. Ты мужчина.
— Я старик, — устало ответил я.
— А она любит тебя?
— Да.
Он надолго замолчал, но не убрал руку с моего плеча и держал меня на месте, словно тщательно подыскивая слова, чтобы выразить какую-то важную мысль, что было нелегко даже для него с его потрясающим словарным запасом.
— Что с тобой? — спросил я. — Что тебя тревожит?
— Мне
— Верно, — ответил я, удивляясь, почему наша с Райей связь так сильно занимает его. Своими вопросами на столь деликатную тему он на первый взгляд просто совал нос в чужие дела, но я смутно чувствовал, что дело тут серьезней, и, кроме того, он спас мне жизнь. Поэтому я погасил первую искру раздражения и продолжал:
— Ясновидчески, психически, я чувствую, что она любит меня. Это тебя удовлетворяет? Но даже если бы у меня не было такого преимущества, как шестое чувство, я бы все равно знал, что она чувствует.
— Если ты уверен...
— Я уже сказал, что уверен.
Он вздохнул.
— Извини меня еще раз. Просто... я всегда чувствовал... отличие Райи Рэйнз. У меня было ощущение, что «внутри» под ее «внутри»... недоброе.
— У нее есть одна кошмарная тайна, — сказал я. — Но это не имеет отношения к тому, что она сделала. Это то, что сделали с ней.
— Она тебе все рассказала?
— Да.
Он покачал косматой головой и задвигал челюстью-ковшом:
— Славно. Я рад слышать это. Я всегда ощущал хорошую, достойную часть существа Райи, но было и это другое, неизвестное, что вызывало подозрения...
— Я уже сказал, ее тайна состоит в том, что она была жертвой, а не преступником.
Он потрепал меня по плечу, и мы снова тронулись в путь, обошли сзади одно из шоу, пошли вдоль «животных-чудес», между палатками, на проезд, а оттуда к Джибтауну-на-колесах. Я зашагал быстрее, когда мы приблизились к трейлерам. Разговоры про Райю напомнили мне, что она в беде. Хоть я и предупреждал ее об осторожности, хоть и знал, что она будет осторожна, узнав, что ей грозит опасность, и не даст этой опасности подкрасться к ней незаметно, хоть я и не чувствовал, чтобы ей грозила беда в этот самый час, страх змеей свернулся у меня в животе, как в яме, и мне хотелось скорее увидеть ее.
Мы с Джоэлем расстались, договорившись встретиться завтра, чтобы удовлетворить взаимное любопытство о психических способностях друг друга и поделиться своими знаниями о расе гоблинов.
Затем я направился к «Эйрстриму» Райи, вспоминая ночную резню и надеясь, что от меня не слишком несет кровью. На ходу я сочинял историю, чтобы объяснить про пятна на джинсах и футболке, если Райа еще не спит и ей доведется их увидеть. Если же мне повезет, она будет уже спать, и, пока она видит сны, я смогу принять душ и избавиться от одежды.
Я чувствовал себя почти что самой Смертью, возвращающейся домой с работы.
Я не знал, что до рассвета этой Старухе еще придется поработать своей косой.
16
Полное
Райа сидела в кресле в гостиной «Эйрстрима», все в тех же коричневых слаксах и изумрудно-зеленой блузке, которые были на ней, когда я в последний раз видел ее на ярмарке. В руке у нее был стакан скотча. Стоило мне взглянуть на ее лицо, как я тут же проглотил три-четыре лживые фразы, что заготовил по дороге домой. Что-то было совсем не так, как надо, — это было заметно и по ее глазам, и по дрожи, лишившей ее рот жесткости, и по темным кругам, появившимся под глазами, и по бледности, сразу состарившей ее.
— Что случилось? — спросил я.
Она указала мне на кресло напротив себя, а когда я ткнул пальцем в пятна на джинсах — не такие уж и страшные, когда я разглядел их на свету, — она сказала, что это ерунда, и снова показала мне на кресло, на этот раз с оттенком нетерпения. Я сел, неожиданно заметив землю и кровь на руках, осознав, что на лице тоже наверняка есть пятна крови. Но мой внешний вид, казалось, не потряс ее, не разжег любопытства. Она не проявляла интереса к тому, где я шлялся последние три часа, что, должно быть, свидетельствовало о степени серьезности новостей, которые она собиралась мне поведать.
Когда я пристроился на краешке кресла, она сделала долгий глоток скотча. Стекло стучало о ее зубы. Вздрогнув, она сказала:
— Когда мне было одиннадцать, я убила Эбнера Кэди, и меня забрали от матери. Это я тебе уже рассказывала. Меня поместили в государственный детский дом. Это я тоже тебе рассказывала. Но я не рассказывала тебе, что... когда я попала в детдом... там я впервые увидела их.
Я непонимающе уставился на нее.
— Их, — сказала она. — Они руководили заведением. Они были во главе. Директор, заместитель директора, главная няня, доктор, который жил отдельно, но появлялся в любое время, адвокат, большинство учителей, почти весь штат был из их племени, и я была единственным ребенком, способным видеть их.
Ошеломленный, я попытался встать.
Она жестом дала понять, чтобы я оставался там, где нахожусь, и сказала:
— Еще не все.
— Ты тоже видишь их! Невероятно!
— Не так уж невероятно, — возразила она. — Ярмарка — лучшее в мире убежище для изгоев общества, а есть ли большие изгои, чем те из нас, кто видит... других?
— Гоблинов, — сказал я. — Я называю их гоблинами.
— Я знаю. Но разве это не логично, что наше племя забредет на ярмарку... или в сумасшедший дом... вернее, чем куда бы то ни было?
— Джоэль Так, — сказал я.
Она удивленно моргнула:
— Он тоже их видит?
— Да. И мне кажется, он знает, что ты видишь гоблинов.
— Но он мне никогда этого не говорил.
— Потому что, как он сказал, он различает темноту в тебе, а он очень осторожный человек.
Она допила скоч и долгим взглядом уставилась на кубики льда в стакане. Она была мрачнее, чем всегда. Когда я снова попытался встать, она сказала:
— Нет. Оставайся там. Не приближайся ко мне, Слим. Я не хочу, чтобы ты пытался меня утешить. Я не хочу, чтобы меня поддерживали. Не сейчас. Мне надо закончить с этим.