Сумеречный взгляд
Шрифт:
Райа, обойдя кругом машину, пришла мне на помощь.
— Снова психические образы?
— Нет. Это просто... последствия того, о чем я тебе только что говорил.
— Последствия? Я тебя никогда в таком состоянии не видела.
— Я себя никогда так не чувствовал, — ответил я.
— Они были настолько плохими?
— Настолько плохими. Я себя чувствую... взорванным, разбитым... как будто часть меня осталась там, в той горящей школе.
Она обхватила меня одной рукой, поддерживая, другой рукой взяла меня под руку.
Я чувствовал себя мелодраматическим дураком, но изнеможение, охватившее всего меня, и будто ватные ноги были вполне реальными.
Чтобы не быть разрушенным эмоционально и психически — кусок за куском, — мне нужно будет держаться подальше от школы, выбирать такие маршруты по городу, чтобы эти кирпичные стены не попадались мне на глаза. Тут, как ни в каком другом случае, мое ясновидческое зрение оказывалось сильнее способности переносить чужую боль, которую я ощущал. Если все же понадобится войти в это здание, чтобы предотвратить трагедию, которую я увидел, Райе, возможно, придется заходить внутрь одной.
О таком повороте событий я просто не мог думать.
Шаг за шагом — пока она помогла мне обогнуть машину и пересечь улицу, чтобы дойти до конторы мотеля, — мои ноги окрепли. Сила понемногу возвращалась ко мне.
Неоновая вывеска, подвешенная на осях между двух медных столбов, поскрипывала на полярном ветру. В краткий миг, когда на улице стало относительно тихо, я расслышал стук сталкивающихся друг с другом ветвей кустарников, лишенных листьев и укутанных льдом, скребущих по стенам здания.
Когда от двери офиса нас отделяло всего несколько футов и я почти был уже в состоянии передвигаться самостоятельно, мы услышали за спиной на улице могучий рев дракона. Огромный мощный грузовик — грязно-коричневый «Петербилт» с прицепленным к нему трейлером без верха, до краев груженным углем, — выезжал из-за ближайшего угла. Мы оба посмотрели на него, и хотя Райа, как видно, не заметила ничего странного в этом грузовике, мое внимание моментально приковали к себе название и эмблема компании, нарисованные на двери: черная молния в белом круге на черном фоне и слова: "Угольная компания «Молния».
Сумеречным Взглядом я различил излучения необычного, тревожного характера. Они не были настолько отчетливыми и настолько разрушительными, как мрачные ясновидческие образы смерти, исходящие от здания начальной школы. Однако, несмотря на отсутствие отчетливости и разрушительной силы, в них была свойственная только им тревожная мощь. Они обдали меня таким холодом, что мне показалось, будто тонкие иглы льда смерзаются у меня в крови и примерзают к стенкам артерий и вен. Психический, пророческий холод, бесконечно более сильный, чем мерзлый зимний воздух марта, исходил от эмблемы и названия этой угольной компании.
Я почувствовал, что здесь лежит ключ к разгадке тайны гоблинского гнезда, свитого в Йонтсдауне.
— Слим? — окликнула
— Подожди...
— Что-то не так?
— Не знаю.
— Ты весь трясешься.
— Что-то... что-то...
Я глядел на грузовик, и он начал мерцать, показался прозрачным, затем и вовсе почти бесплотным. И сквозь него, в глубине, я увидел странную, бескрайнюю пустоту, лишенный света, пугающий вакуум. Я по-прежнему отчетливо видел грузовик, но в то же время мне казалось, что я гляжу сквозь него в безграничную темноту — чернее ночи, глубже, чем безвоздушное пространство между далекими звездами.
Мне стало еще холоднее.
Из огня в школе — во внезапный обжигающий арктический холод, исходящий от грузовика. Йонтсдаун встречал меня психическим эквивалентом хорошего духового оркестра, только оркестр этот играл лишь мрачную, упадочную, нагоняющую уныние музыку.
Хотя я и не мог понять, почему угольная компания «Молния» настолько привлекла мое внимание, меня переполнял страх — такой сильный и неприкрытый, что он лишил меня способности двигаться и почти лишил сил дышать — так мог бы чувствовать себя человек, парализованный, но не убитый небольшой дозой яда кураре.
В кабине «дальнобоя» сидели два гоблина, замаскированные людьми. Один из них заметил меня и тоже уставился в мою сторону, как будто уловив нечто особенное в том, как пристально я разглядываю его грузовик. Они проехали мимо нас, а он все не спускал с меня взгляд ненавидящих багровых глаз. В конце квартала громадный углевоз проехал на светофор. Однако затем он замедлил скорость и начал отъезжать к обочине.
Трясясь всем телом, чтобы стряхнуть с себя обессиливающий страх, сжимавший меня, я сказал:
— Быстро. Убираемся отсюда.
Райа спросила:
— Почему?
— Они, — пояснил я, указывая на грузовик — он остановился у тротуара в полутора кварталах от нас. — Только не бегом... нельзя дать им понять, что мы их испугались... но быстро!
Не задавая больше вопросов, она помогла мне добраться до машины и скользнула за баранку, пока я устраивался на сиденье.
Там, в отдалении, грузовик с углем неуклюже разворачивался по дуге, хотя и нарушал этим правила. Он перегородил движение в обоих направлениях.
— Черт, они и впрямь разворачиваются, чтобы поближе взглянуть на нас, — сказал я.
Райа завела двигатель, нажала на стартер и мигом выехала со стоянки.
Стараясь, чтобы в голосе звучало меньше страха, чем я испытывал на самом деле, я сказал:
— Пока они могут видеть нас, двигайся не спеша. Если это возможно, нам бы лучше не выглядеть так, будто мы сматываемся.
Она обогнула мотель «Отдых путника», направляясь к выезду с автостоянки, ведущему на боковую улицу.
Когда мы сворачивали за угол, я заметил, что грузовик закончил свой маневр на главной магистрали — и затем он исчез из нашего поля зрения.