Сумерки богов
Шрифт:
– Теперь сюда!
– скомандовал пассажир на следующей развилке.
– И, сын мой, дальше делай то, что я скажу, и ничего не бойся!
Тацио удивился - эта дорога, насколько он помнил, вела к мосту. Через быструю речку, протекающую в глубоком ущелье. Но наверное, его седок знает, зачем надо ехать именно так?
На мосту их ждали. Стоял немецкий броневик, совершенно загородив проезд, еще машина рядом и десятка два солдат. Офицер поднял руку, приказывая остановиться. А броневик уже нацелил двадцатимиллиметровую пушку. И уже не затормозить, не развернуться - немцы откроют огонь. Хотя есть шанс
И тут на плечо Тацио легла рука его пассажира.
– Чуть влево!
– сказал тот.
– И правь вот так. И прими, Господь, наши души. Аминь!
Офицер успел отскочить, кому-то из солдат не повезло. И красная "Альфа-Ромео" свалилась в реку с двадцатиметровой высоты. Поток потащил по камням обломки, тел не видел никто.
Офицер орал в рацию, докладывая о происшедшем:
– Да, герр майор, по приметам, тот самый объект. Есть обеспечить оцепление места и ждать водолазов! Слушаюсь, герр майор!
И выругался, положив микрофон. Как обеспечить оцепление, если река унесла трупы черт знает куда? И когда прибудут водолазы? Не дай бог, если лишь завтра - по ночам тут стреляют, и вполне можно лишиться еще нескольких солдат.
Едут жандармы и гестапо? Может, удастся выпросить у них подкрепление! Или пусть сами лезут в реку искать тела, если им охота!
А прежний пассажир "Альфы-Ромео" со своим провожатым, не спеша, по глухим тропинкам, добрались до одинокой фермы, стоявшей в стороне от больших дорог. Хозяин с двумя сыновьями уже ждал гостей. Еще через полчаса с фермы выехал пикап, в котором ехали двое прибывших и хозяин, а мальчишки на велосипедах умчались вперед, высматривая посторонних.
Всего в шести километрах был итальянский военный аэродром. Причем хозяина той фермы хорошо там знали, он возил на кухню свежие овощи, масло и молоко. Но сейчас цель его визита была иной.
Служители Католической Церкви - это не только священники! Есть еще некая, малоизвестная посторонним, структура, служащие которой не только не обязаны носить рясу, но и могут внешне не придерживаться католической веры - считается, что служение их, когда настанет час, искупает любой грех. Полное название ее - Верховная Священная Конгрегация Священной Канцелярии. А если вам оно кажется длинным и заумным, то знайте, что до 1909 года эта контора также официально называлась Святой инквизицией (или вы думаете, что ее упразднили лет триста назад, когда перестали жечь на кострах ведьм?). Сейчас у нее иные задачи, чем сжигать инакомыслящих - но все традиции этой, старейшей на Земле секретной службы, остались с тех самых времен. И одна из главнейших традиций, для адептов низшего уровня - живи, как все вокруг, но когда придет приказ, исполняй не рассуждая и не заботясь о себе.
Непосредственным начальником для инквизиции (будем для краткости называть ее так) был уже упомянутый кардинал-камерленго. А поскольку в указанное время, с 1939 года, он не был назначен - то сам Папа лично.
И совсем не обязательно, чтобы такими тайными адептами были все, задействованные в делах. Учитывая высокий авторитет Церкви в Италии и уже развившуюся всеобщую ненависть к немцам - вполне достаточно иметь немногих особо доверенных на организующих постах. А уж добровольных и искренних помощников
Авиачасть была самой обычной. Поскольку в ней не было неповиновения, немцы не стали ее расформировывать, прислав лишь офицера для связи и контроля и караульный взвод, опечатавший склады с боеприпасами и бензином. Впрочем, даже если бы гестапо решило перетрясти весь личный состав, вряд ли удалось бы достоверно установить, кто из офицеров служит Церкви и ждет от нее приказа. А сделать это за несколько дней не сумел бы и Шерлок Холмс вместе с Эркюлем Пуаро, группенфюрером Рудински и всем сыскным аппаратом РСХА.
Немцы были перебиты за пятнадцать минут. Резервисты старших возрастов вовсе не были готовы к тому, что апатичные и трусоватые итальянцы вдруг будут их убивать. Итальянцы тоже понесли потери, все ж они были наземным персоналом авиачасти, а не спецназом - но это не имело никакого значения. Был подготовлен к вылету торпедоносец "Савойя-79", топлива должно было хватить до аэродрома в Испании, где их уже ждали, штурман отметил на карте цель, пилот капитан Тариго был рад выполнить возложенную на него миссию, еще был радист, а вот вместо четвертого члена экипажа на борт взошел тот, на кого капитан смотрел с благоговением, поклявшись, что или он доставит своего пассажира в Испанию, или умрет.
Сборы были недолги. Переодевшись в летное обмундирование и надев парашют, Папа благословил оставшихся на аэродроме. Их судьба тоже была решенной: немцы очень скоро обнаружат убийство своих солдат, и не простят. Готовили к вылету все исправные самолеты, их тоже ждала Испания - может, лучше было вылететь эскадрильей, но подумав, папа решительно отказался. Чем раньше они взлетят, тем больше шансов пройти мимо немецких авиабаз на Корсике, Сардинии и Балеарских островах до того, как объявят тревогу. И пусть уже скоро сумерки, известно, что у немцев есть и локаторы, и ночные истребители. А эскадрилья - это куда более заметная цель, чем одиночный самолет.
Бегство папы не было малодушием. Но сейчас, когда в Италии, да и по всей Европе шли такие события, на которые надо было влиять словом, он чувствовал себя в тайных убежищах, как в тюрьме. А еще ему не хотелось быть обязанным русским, когда они наконец придут и освободят (а что это случится, Папа не сомневался, последние новости с севера были о том, что фронт у Венеции прорван, немцы бегут). И была надежда, что эти проклятые гунны наконец перестанут в поисках его убивать священников и разрушать церкви и монастыри.
А люди, отдавшие свою жизнь за его право нести свое словодальше? Что ж, это были жертвы, угодные Господу - и всем этим мученикам гарантировано место в раю.
Италия, Рим. 26 февраля 1944.
"Разыскивается опасный преступник, враг Рейха. За содействие в поимке награда 1000 рейхсмарок; за него самого, переданного германским военным властям, живым или мертвым, 10000 рейхсмарок", - и портрет Папы Пия Двенадцатого под этими словами. Эти объявления были расклеены по всему Риму - вернее, по его центральным улицам, где немцы могли считать себя хозяевами.