Сумерки большого города
Шрифт:
Я кивнула и приготовилась слушать, изредка поглядывая на молчаливого Олега, тенью маячившего за спиной у своего дяди.
– Олег, наверное, уже сказал вам, что для меня эта картина, как Святой Грааль, – усмехнулся Райский. – Он никогда не верил, что мне удастся ее найти, и сейчас не верит. Верно, Олежек?
– Угу, – кивнул тот, не обратив никакого внимания на то, что его назвали детским именем.
– Так что он мне помогает только из чувства долга. Не сердитесь на него – это ведь я все затеял.
– Я и не сержусь. Что же вы такое затеяли и зачем?
– Вы принесли мне удивительную новость, я уже и не думал, что
Для меня эта история началось еще в то время, когда я заканчивал училище реставраторов в Переславле-Залесском. Место это уже и во времена моей молодости было тихим и захолустным. Никаких событий или ярких происшествий. Я много и с удовольствием читал. Тогда-то я и узнал впервые о существовании этой картины. Она была написана в 1527 году, в Голландии, достаточно известным художником того времени – Грюнбергом, а называется они «Натюрморт с голубым кувшином».
– Я никогда не слышала о таком художнике и об этой картине, – нахмурилась я, начиная подозревать, что меня водят за нос.
– Олежек, принеси нам альбом Грюнберга и мою папку, – обратился к племяннику Райский, видимо, уловив мои сомнения.
Олег вручил мне альбом. Папку же забрал Райский, но открывать ее он пока не спешил. Я с интересом принялась изучать иллюстрации, заодно просмотрев данные об издательстве и о тираже. А Райский продолжил свою историю:
– Этот художник принадлежит к так называемым «малым голландцам», и его работы всегда высоко ценились. А сейчас суммы, за которые можно продать его полотна, просто баснословны! Время и история сделали работы таких мастеров, как он, экспонатами самых престижных мировых музеев.
В Россию эта его картина попала еще в XVII веке, во времена Екатерины. Один из молодых дворян ее двора женился на представительнице угасавшего голландского рода. Для голландцев это было унизительно, но выгодно. Молодая жена привезла на новую родину немало вещей из родительского дома. В том числе, и картину, которая всегда висела в ее комнате. Так этот натюрморт и оказался собственностью рода Анисовых.
На протяжении почти двух веков вполне законным путем переходил от одного владельца к другому. Так, к началу двадцатого века он оказался в коллекции богатого владельца суконнодельческой фабрики города Переславля-Залесского. И у него эту картину похитили! Сама история похищения была очень громкой и подробно освещалась в местных газетах того времени. Чтобы не показаться голословным, я зачитаю вам кое-что...
Игорь Семенович порылся в пухлой бумажной папке и достал оттуда несколько старых машинописных листков.
– Это выдержка из предписания прокурора окружного суда для начальника полиции для принятия мер по розыску похищенного и похитителей. Можете взглянуть!
Я взяла в руки пожелтевшую бумагу и вчиталась в непривычный шрифт:
«Шестнадцатого июля сего года около двух часов утра в г. Переславле-Залесском в доме купца Афанасьева по улице Валовой, пять, совершена кража двух картин: портрет Никиты Афанасьева кисти неизвестного художника и «Натюрморт с голубым кувшином» кисти Грюнберга. Обе картины весьма ценны: первая – на две тысячи рублей, вторая – на двадцать тысяч...»
– Вам, наверное, интересно узнать, что же представлял собой этот голландский натюрморт? – поинтересовался Райский. – Фотографий его, разумеется, нет, а возможно, их и не делали, но существуют словесные описания полотна,
Он считал, что краска может осыпаться, и подумывал о том, чтобы нанять художника, который бы смог как-то закрепить старые краски. Тогда еще почти не было профессиональных реставраторов, и художники подновляли картины в зависимости от собственных представлений.
– Картину удалось найти уже тогда? И с чего вы взяли, что наша картина и эта – одно и то же полотно? – перебила я Райского, уклонившегося куда-то в сторону от сути разговора.
– Не спешите, Татьяна Александровна, – поднял палец старичок. – Сначала послушайте про ограбление. Шестнадцатого июля в начале третьего часа пополуночи служанка купца Афанасьева проснулась оттого, что ей почудились чьи-то приглушенные крики. Выйдя во двор, она уже отчетливо услышала: «Караул, жулики!» – откуда-то со стороны конюшни. Как потом выяснилось, тревогу поднял конюх, запертый в подвале злоумышленниками. Когда служанка открыла подвал, тот сказал: «Несчастье у нас! Идите, проверьте двери! Меня сюда воры засадили». И действительно, задняя дверь дома была взломана. А в гостиной не досчитались двух картин. Конюх сообщил, что ему угрожали револьвером и ножом трое мужчин, которые и бросили его в подвал, предварительно связав.
Поначалу полиция не смогла найти никаких следов преступников и пропавших картин. Купец почти смирился с этой пропажей, но тут произошло нечто неожиданное. В полицейский участок поступили сведения о том, что незадолго до кражи в доме Афанасьева один из местных красильщиков заказал в ремесленном училище щипцы «разжим для растяжения». Такими щипцами можно было легко взломать замки и в крепких дверях особняка. В этот же день красильщика доставили в полицию.
Поначалу он отрицал сам факт заказа щипцов, но потом, уличенный работниками училища, сознался и сказал, что об этом его попросил его давний знакомый. Этот человек пригрозил красильщику смертью, если он его выдаст.
Казалось бы, теперь все должно было проясниться. Все подозреваемые оказались в руках у полиции. Требовалось только заставить их заговорить. Но это оказалось совсем непросто! Каждый из подозреваемых стремился оправдать самого себя и обвинял в преступлении остальных. Докопаться до правды и, самое главное, найти пропажу так и не удалось. Все подозреваемые получили разные сроки каторги, но так и не открыли место, где они спрятали свою добычу. Видимо они еще надеялись воспользоваться ею после возвращения из ссылки.
Однако картина пропала не бесследно. Вновь она появилась в поле зрения искусствоведов и историков уже после революции, когда часть населения бежала за границу, побросав почти все свое имущество. Что тогда точно произошло, неизвестно, но картина оказалась в списке национализированных в ярославской губернии произведений искусства и была отправлена, судя по документам, в Ярославль. Но это было уже время гражданской войны, а ценности тогда редко удавалось перевезти без хлопот.
След голландского натюрморта вновь потерялся на многие десятилетия. Я бы и не подумал, что он сохранился, если бы сам его не увидел! Собственными глазами!