Сумерки человечества

Тимченко Кирилл

– А здесь у них просто рынок. Столица Республики где-то на Волге, они чаще всего говорят про «Волжский анклав», уж даже не знаю, что там устроили.

– Ладно, честно заработала, - я протянул ей несколько патронов, которые она с недоверием взяла, словно боялась, что я передумаю и все заберу обратно.

До входа мы прошлись молча. Старый вход в больницу был намертво замурован, а перед ним сложили целую огневую точку, пристрелянную на ворота. Новый вход пробили в стене центрального корпуса, тщательно укрепив его и подготовив. Две огневые точки по сторонам прикрывали широкие железные ворота, сейчас настежь распахнутые. По сторонам стояли не меньше пяти охранников, среди них был один такой же человек в черной униформе, как и тот,

с кем я на посту разговаривал. Он и разговаривал почти с каждым проходящим внутрь.

Здесь было несколько оживленнее и через двери постоянно то входили, то выходили. Обыкновенные выживальщики, затянутые в камуфляж и увешанные оружием, как мы. Эти ходил по одному или по двое, осторожно оглядываясь по сторонам и с недоверием поглядывая на охрану. Упитанный и дородный мужик в деловом костюме, толстые щеки которого при каждом шаге стучались о плотно застегнутый воротник белой рубашки, в сопровождении нескольких охранников, вооруженных «Абаканами», тоже в костюмах, но не таких дорогих, как у хозяина. Эти прошли без всяких задержек, только командир дозора поклонился главному, на что тот даже кивком головы не ответил.

Какие-то мужчины в спецовках, по одному или по двое вытаскивающие большие коробки и грузящие в кузов грузовой машины. Кавказец в длинном белом балхоне и зачем-то нацепивший чалму. Вместе это дико смотрелось с надетым на лицо респиратором. Короткой тросточкой он указывал грузчикам, куда грузить коробки. Снова нищие, ползающие у входа, но боящиеся даже приблизится к лестнице.

Мы тоже попытались пройти, но нас остановил все тот же командир охраны, просто вытянув руку. Ослушаться мы не посмели под прицелом четырех автоматов и подошли ближе.

– Добро пожаловать на территорию Свободной республики, - мягким голосом сказал он, быстро оглядев нас оценивающим взглядом, - Сейчас вы входите на территорию Рынка, где можете найти все необходимое. Только существуют определенные правила, каким вы обязаны подчиняться. На территории рынка запрещено использование любого оружия. На территории рынка нельзя использовать радио и любые средства связи. На территории рынка необходимо оказывать почтение полноправным гражданам республики.

Достаточно поклона головы. На территории рынка запрещена продажа или покупка товаров, не входящих в указанный регламент. С ним можете ознакомиться сразу после входа и направо. Можете проходить.

Внутри оказалось значительно громче и теплее. Пахло веем подряд, образуя единый дух, больше похожий на обыкновенную вонь, в котором неплохо отдавало человеческим потом. Палаты были превращены в магазины и торговые ряды, а коридоры оказались проходами для покупателей. Некоторые продавцы победнее выкладывали свой товар на подоконники окон. И каждый из них старался перекричать соседей, расхваливая свой прилавок. И торговали не как в магазине, одеждой или продуктами, хотя и этого добра хватало. Продавцы расхваливали наркотики и оружие, предлагали услуги проституток или просто живой товар. Сразу же в глаза бросалась четкая организация всей этой зоны торговли. Походив минут десять по округе, не зная, что делать дальше, и поводив своих друзей по этому рынку, я не мог не заметить, что продавцы разведены по отдельным этажам и корпусам.

Складывался он далеко не хаотично, во всем чувствовалась твердая рука властного хозяина, решившего извлекать прибыль из всего, что раньше считалось незаконным. И товар у всех продавцов был сильно схожим, словно все было взято с одного склада. Мне даже показалось, что продавцы перехватывают клиентов друг у друга и соперничают как-то наигранно, словно хорошие актеры, специально поднимая цены и создавая ажиотаж.

Вокруг мелькали люди, продавцы и покупатели. Одетые в камуфляж, с оружием и в противогазах, с замотанными лицами, где сквозь бинты торчали только линзы очков и фильтры респираторов, наглые морды охраны, некоторые даже с вызывающим видом продолжали расхаживать в зековской форме, поверх

которой нацепили разгрузники с оружием. Уже издалека можно было узнать, что идет кто-то из полноправных граждан Республики, потому что шум мигом замолкал и все начинали кланяться. В основном это были дородные мужики в костюмах или не менее властно выглядевшие женщины, разодетые так, словно вокруг ничего не происходило из ряда вон выходящее. Воздух здесь был относительно чистым и почти не пах трупной вонью, как везде в городе, но снимать противогаз я свете не разрешил, а и сам потел под ним безбожно. Многие тоже были в респираторах, но в противогазах, похоже, только мы одни. Пытаясь вглядываться в каждое лицо, я понимал, что это невозможно, но все же хотел увидеть кого-нибудь из знакомых. Даже лицо Павла мне сейчас бы показалось приятным, особенно если бы он меня не узнал. С ужасом я чувствовал, что твык от таких больших скоплений людей. Слишком много живых… Слишком велика опасность привлечь мертвых…

Умом понимал, что здесь сделано все, чтобы ни один мертвяк не добрался, но в глубине души продолжал звучать голос, требовавший немедленно уносить отсюда ноги.

Остановились мы на втором этаже детского корпуса больницы, где у трех палат снесли перегородки и объединили в одно помещение, сделав тут что-то вроде бара. Как и все остальное, бар носил на себе отпечаток вседозволенности и разврата, словно вырвавшие наружу человеческие страсти, не сдерживаемые уже законом и общественной моралью как канувшими в небытие пережитками гибнущей цивилизации, требовали потакания себе везде и во всем. Длинная стойка с напитками, занимавшая всю стену и загородившая окна. Темное помещение, где свет прорывался только через постоянно распахиваемые двери и слабо полз от висевших под потолком кранных светильников, создавало полное ощущение ночного клуба.

Из подвешенных динамиков гремела обыкновенная электроника, в которой и слов почти не было, только ритм отбивался. Длинная стойка, вдоль которой и расположилась большая часть посетителей, разбивалась тремя стальными шестами, у которых крутились прикованные и голые танцовщицы. К ним и привлекалась большая часть всеобщего внимания. Пытаясь не обращать на это все внимание, я предложил устроить здесь небольшой перерыв. Мы заняли стоящий в углу столик, бесцеремонно спихнув на пол спящего прямо на столе пьяньчугу с вывороченными карманами. Скорее всего, здесь он потерял все, что и имел и проспавшись, присоединится к таким же нищим во дворе, коря судьбу. Только его мне не было жалко.

Пластиковый столик и такие стулья, утащенные из какого-то кафе, были узкими и тесными, так что мы не спели даже толком присесть, когда к нам подошел официант в зеленой рубашке и поинтересовался, что будем заказывать. Под моим неодобрительным взглядом Влад заказал себе пива, а

Света, смерив меня уничтожающим взором, попросила водки. Я потребовал березового сока, вызвав у официанта состояние, похожее на прострацию.

Тогда, сквозь смех, заказал стакан сока.

– И как ты предлагаешь пить сквозь противогаз? – спросила Света минутой позже, когда заказ принесли. Его принесла запуганная девушка со строгим ошейником на шее, через слово повторяющая надоевшее мне уже слово «господин». В Свободной Республике рабство считалось совершенно обычным делом. Мне вспомнились слова командира поста о сильных и слабых.

– Я могу быть свободна, господин? – спросила она меня напуганным голосом, явно стараясь как можно быстрее сбежать отсюда, - Больше ничего для вас не сделать?

– А что еще можно? – неожиданно спросил Влад, мерея ее взглядом.

– Можешь быть свободна, - перебил я девушку, не дав даже начать перечислять свои услуги, - От тебя больше ничего не требуется.

– По какому праву… - начал Влад, - Ведь теперь вполне законно.

– По такому праву, - прошипел я, наваливаясь на столик и чуть не сбив свой стакан сока, - что нет таких законов, по которым можно превратить человека в вещь.